Виконт по возможности незаметно заткнул уши, но ближайший из Зоиных хвостов взмыл в воздух и, проведя по лицу горячей — это выходец-то! — тряпкой, шумно и знакомо задышал. Валме приоткрыл глаза и узрел над собой родную морду.
— Ди-и-дина-ди!.. — продолжало вызванивать от окна; казалось, это бренчит розовенькое от витражей солнце. Виконт скосил глаза и обнаружил здоровенные золоченые часы с расписным циферблатом и целующимися птичками наверху. Вчера этой штуковины виконт не заметил — было темно, меж зубов набилось волокнистое кагетское мясо с кагетскими же мелко порубленными травками, а потом — Марсель едва успел вытащить зубную нить — в дверь заскреблись. Уже зная, чего ждать, виконт открыл, и в спальню вкатились три красотки. Талиг наследник Валмонов не опозорил, однако в подробностях разглядывать отведенную ему комнату времени не было, а поганые часы то ли ночью не звонили, то ли Валме сперва был слишком занят, а потом еще более слишком утомлен…
— Гав! — напомнил о себе Котик, и по лицу Марселя вновь прошлась горячая тряпка. — Гав-у-у-гм!
Виконт понял и встал: волкодав отличался недюжинным умом и дал бы фору любому из обитателей казаронской усадьбы, которую для почета именовали замком, но отодвигать засовы пес не умел.
Истомившийся Котик выскочил вон, едва не сбив ждавшего на пороге седовласого слугу с умывальным прибором.
— Вада, судар! — значительно провозгласил кагет.
— Не вода, — поправил окончательно проснувшийся сударь, — а утро! Нужно говорить «утро, сударь», только тогда ты станешь настоящим утренним кошмаром.
— Утра, судар! — охотно повторил носитель таза. — Трапэза! Казарон Муллухт-ло-Пархуп завот к сталу!
— Доложи, что иду. — На рассвете кагеты были бы ужасны, однако успело перевалить за полдень, а в это время Марсель к убийству не стремился.
Пробуждаясь без посторонней помощи, виконт гнусно радовался отсутствию Алвы или кого-нибудь в этом же роде, но радость иссякала после бритья — в крайнем случае после первой чашки шадди. Рокэ не только не давал высыпаться, он делал бытие ярче и, при всех своих кульбитах и обмороках, надежнее. И уж всяко при Вороне «павлины» были бы сговорчивей… Ну да и сейчас должно выйти неплохо!
Попробовав пальцем воду, Валме поискал глазами зеркало и нашел. Такое же гайифское, как и часы, — а еще в комнате имелись соплеменные подсвечники-удоды, с полдюжины разнокалиберных ваз, набитых аляповатыми восковыми цветами, четыре чудовищные скульптурные группки и очень недурные шкуры, на которых были развешены сабли и кинжалы, опять-таки весьма приличные. В целом же спальня как нельзя лучше сочеталась с посетившими Марселя предутренними грезами.
— Ди-и-дина-ди-и, — тут же откликнулись польщенные часы. Была половина первого, и внизу у «стала», среди гор мяса и рек вина, ждал казарон Муллухт. И это не считая дороги, которая тоже ждала и, пожалуй, даже манила — только будет ли она манить после завтрака по-кагетски?
Марсель с подозрением ущипнул пузо, но оно пока вело себя смирно, то есть почти отсутствовало. Натягивая рубаху, виконт заметил две привязанные к спинке кровати ленточки — зеленую и желтую. Ночью они вились в косах увеселявших хозяйского гостя кагеток. Бурраз как-то упомянул, что, если женщина довольна, она, уходя, оставит мужчине ленту для волос, а если разочарована, неумеха найдет в своей обуви какой-нибудь фрукт или овощ посочнее. Дам было три, и виконт старательно вытряхнул сапоги, но знака неудовольствия в них не обнаружил. Значит, третья красотка если и досадовала, то не слишком. Валме попробовал догадаться, кому он угодил не до конца, однако гостьи были слишком похожи, чтобы их различать.
— Виконт, — позвали из-за двери, — виконт, вы проснулись?
