Пришлось зреть. У источенного временем и ветрами обелиска дорога разветвлялась. Налево тракт отворачивал от реки и в обход низкой, но когтистой гряды устремлялся к отвергнутому монастырю; направо дорога ныряла вниз, к переправе через Старый Рцук. Холодный и быстрый, он слегка замедлял свой бег, русло становилось шире и, видимо, мельче — в начале осени, во всяком случае, здесь обходились без моста. Речная долина была просторной и более или менее ровной, однако на горизонте вновь синели горы, а на саму переправу накатывалось пресловутое Обросшее Яйцо, словно бы оставленное на берегу чудовищной черепахой. С острого его конца к вершине вела вполне приличная тропа, теряющаяся среди невысоких горных сосен.
— Там и родник есть, — супруг хвастался, словно Яйцо было его собственностью, — и дрова… Ну, ядовитая, кто алкал казаронов? Любуйся.
Они подъезжали по монастырской дороге, пара разряженных красавцев и свита, довольно-таки по местным обычаям и неспокойным временам скромная: до сотни кагетов и десяток бириссцев — доверенным лицам казара без «барсов» никак. И все же заметней всех был обвешанный оружием великан-казарон — будто зубр в коровьем стаде!
— Жабу ж его соловей, — прошептала для порядка Матильда.
— Воистину, твою кавалерию! — откликнулся супруг. Ему было проще: пригладил волосню, и готово, хотя… Нет, Матильда честно волокла с собой сундук с женским барахлом и к переговорам собиралась переодеться, но раз уж ее застали в таком виде…
— Так и буду, — отрезала сестра великого герцога, воинственно тряхнув запыленной гривой. — Во-первых, поздно, а во-вторых, не скакать же по камням в юбках. А еретики потерпят.
— Оно так, — не стал спорить Бонифаций. — Еретики ныне не только тебя, они козлов вытерпят, лишь бы те в землях их не резвились. А щеку все же утри, ибо пятно!
Матильда хмыкнула и дала Бочке шенкелей. Лицо ее высочество вытерла лишь тогда, когда между ней и супругом набилось с дюжину адуанов.
2
— Капитан при особе регента, пора. Это надобное место. — Жакна, приглашая, взмахнул рукой, и сопровождавший отряд сержант-варастиец уважительно присвистнул. Валме как-то сдержался.
Да уж, приехали… Дорога-тропа вывела всю компанию к обрыву, внизу выл и плевался один из не то пяти, не то шести кагетских Рцуков. Единственная на несколько дней пути переправа была ниже, однако форсировать реки и штурмовать бастионы можно и в неудобных местах. Некоторые так и поступают, а другие бегут рядом и удивляются — не неудобникам, самим себе.
— А почему именно оно — надобное? — Марсель, реноме есть реноме, заставил себя подмигнуть адуану. — Что в нем такого?
— Камни. — Бакран вновь махнул рукой в сторону теснины. — Спускаться можно везде, переходить — нет.
— Логично. — Валме спрыгнул с мориски и отдал повод адуану. — Хоть она и кобыла, ее зовут Капитан. Не удивляйтесь, это в честь одной бордонской дамы, которая командовала галеасом. — Сержант явно не понял, и Марсель пояснил: — Это большая лодка и долгая история. В любом случае, у дамы ничего не получилось, зато она вышла замуж по любви. Вы тут поосторожней без нас и вообще берегите его высокопреосвященство. Кардиналом в наше время быть опасно.
— Так вы тоже, того… — Адуан поднапрягся и присоветовал: — Шеи не сломайте!
— Как можно?! — возмутился желавший себе того же Валме и занялся Мэгнусом. На сей раз краснеть не пришлось: прихваченная у ценителя поющих часов лепешка окончила свой земной путь с честью. Виконт потрепал рогача по могучей шее и развернул к реке, отдавая себя на волю судьбы и козла.
Первые бакраны были уже на середине спуска, Мэгнус горделиво мемекнул и ринулся догонять. Нет, ну что бы мы без этих рогатых красавцев делали! Сами ведь дорогу выбирают, и безошибочно; острые раздвоенные копыта ступают уверенно, никаких тебе ненадежных камушков, срывающихся из-под ног, никаких просчетов и спотыканий. Воистину, хочешь жить — доверься козлу, не хочешь… Виконт хотел, он всегда хотел жить, но, когда влезал в какой-нибудь штурм или лодку, это чувство становилось особенно сильным.
