— Господин командующий, — странным голосом доложил сопровождавший рыбину разведчик, — усадьба занята боже… прибожественным отрядом… Разб…
— Прибожественный сервиллионик, — поправил странный теньент, — выжигает разбойничье гнездо.
— Сперва представьтесь, — холодно велел Капрас. — Потом можете доложить.
Рыбина неторопливо поднесла плавник к кокарде и, не выказывая никаких чувств — да и откуда бы они у нее? — изрекла:
— Носитель первой молнии северной гвардии Анастас. По приказу сервиллионика наблюдаю за Садовыми воротами. Белая Усадьба взята, разбойники подвергаются должному наказанию.
— Легат Сфагнас здесь?
— Прибожественный сервиллионик в парке у пруда. Я готов вас сопровождать.
— Что ж, — медленно и уверенно, точно перед ним была норовистая лошадь, сказал Капрас, — взглянем на разбойничье гнездо изнутри. В любом случае это займет меньше времени, чем заняло бы его взятие. Господа, вперед.
Анастас не возражал, не было попыток ни уволочь к прибожественному одного только маршала, ни хотя бы стать проводником. Впрочем, дорога была как на ладони, неширокая — проедет либо телега, либо пара всадников, — она полого поднималась к добротным, но отнюдь не крепостным воротам. В Гайифе до недавнего времени парки огораживали для красоты и защиты от пасущегося на окрестных лугах скота, вот в Кагете с ее вечно грызущимися казаронами замки оставались крепостями. Еще полгода назад Капрас считал это дикостью.
Ехали молча, говорить в присутствии «молниеносящей» рыбины не тянуло, потому Карло и разобрал на пределе слуха что-то очень тихое и очень неприятное, то тянущееся, то прерывистое. То, что это крики, стало ясно лишь у самых ворот. Однажды при Карло пьяный в стельку урод пытался резать свинью, и та визжала, пока взбешенный тогда еще корнет не пристрелил бьющееся окровавленное животное, хотя, по чести говоря, стрелять следовало в забойщика. Только вряд ли в Белой Усадьбе сейчас колют свиней.
Анастас поднял руку, и ворота немедленно открыли. Четверо парней с уже знакомыми кокардами вытянулись по обе стороны обсаженной платанами аллеи, чуть подальше виднелось несколько оседланных лошадей. Больше ничто на присутствие военных не указывало, а парк и вовсе дышал покоем. Если, конечно, оглохнуть.
— Пр’бжественнсрвлионик н’плщди, — доложил ражий малый, из которого, скинь он мундир, вышел бы отменный бандит. — М’ст н’пчинилище.
— Придется объехать пруд, мост разрушен, — равнодушно перевел теньент. — Это с четверть хорны.
— Хорошо, — все тем же ровным начальственным голосом ответил Капрас. — Четверо остаются здесь, в помощь людям легата.
Не оглядываться, не удивляться, не спрашивать и помнить о циркуляре! О благословенном столичном циркуляре, согласно которому командующий корпусом легату не подчинен. Бумага с печатями и два эскадрона — отличные аргументы, а крики, кажется, прекратились.
Заваленная рыжими листьями аллея выводила на берег длинного пруда со множеством островков — на одном примостилась беседка, на другом расправлял крылья мраморный лебедь. Пара его живых собратьев неспешно скользила по водному зеркалу, в которое гляделся красивый белый дом. Кажется, не горящий.
— Орест Второй, — пробормотал Левентис, и Анастас немедленно обратил на гвардейца рыбий взор:
— Божественный Сервиллий.
— Подобные особняки вошли в моду при Оресте Втором, — лениво объяснил Агас, — здешний, видимо, из самых ранних: позднее одно из крыльев стали завершать башней, с которой можно наблюдать за звездами.
Звезды рыбу, само собой, не занимали, но объясниться она соизволила.
— Именовать Божественного Сервиллия иным образом — оскорблять Создателя.
Агас смолчал, Карло тоже, хотя одернуть теньента, в присутствии маршала выговаривающего капитану, следовало. Тягостное молчание нарушали лишь кони, которым парк, при всем его кажущемся спокойствии, не нравился, а может, они просто чуяли дым. Пруд все тянулся, радуя глаз то островком с купой деревьев, то статуей, затем отряд добрался до речушки, через которую был перекинут узкий мостик. Мостик украшали огромные мраморные вазы, соединенные провисающими цепями, в вазах вовсю цвели настурции, а к одной из цепей было прикручено что-то, оказавшееся женскими руками. На этот раз Капрас не сдержался.
— Снять! — распорядился он, не останавливая коня и не поворачивая головы. — Теньент, что это значит?
— Я не теньент, я носитель первой молнии.
— Вы — теньент, — Капрас чуть повысил голос, — по крайней мере, пока я не увижу нового устава, и вы можете поплатиться за свою дерзость. Чей это труп?
— Не могу знать, — философски приняла выволочку рыба. — Я здесь прежде не проезжал.
— Скорее всего, ее повесили вчера, — доложил через несколько мгновений Агас. — Не очень молодая, по виду — служанка.
Еще один поворот, статуя бегущего юноши, и аллея раздвоилась: одна устремлялась в сторону дома, другая — к распахнутым воротам, возле
