которых белела — опять белела! — чем-то увитая привратницкая и валялись трупы.
— Вы здесь вошли?
— За туями через стену перелезли, — обращения «господин маршал» рыба упорно избегала, — пробрались сюда и часовому голову проломили. Открыли ворота, а из караулки еще с пару дюжин гадов выскочило, а цацы наши гвардейские замешкались. Пока дотащились, черви полудохлые, моих тут треть осталась… Но ворота закрыть мы не дали! — Рыба впервые заговорила как человек, и глаза у нее ожили. — Только бандиты, что в доме засели, услышали пальбу, так что врасплох застать не вышло.
— Был бой?
— Хорошо так резались, сами увидите. Много потеряли, особенно этих… недопесков.
Ну да, «герои», толком не обученные, но преисполненные храбрости, — беда любого путного теньента, а рыба, судя по всему, была путным. И явно не столичным.
— Вы, часом, не у Задаваки, — Капрас оговорился нарочно, — не в армии Трастиса служили?
— Я был уволен после Зегинского похода. Вернулся в строй по призыву Божественного Сервиллия.
— Здесь неподалеку живет стратег Турагис.
— Будь он проклят… Святотатец!
Капрас вспомнил письмо стратега и подавил опасную усмешку. С точки зрения рыбы, Турагис был не меньшим святотатцем и богохульником, чем вся прибожественная братия — с точки зрения отца Ипполита. Только глупо кидаться друг на друга из-за молчащего Создателя, когда на юге орудуют мориски, а у тебя под носом разбойники режут обозников и вешают старых служанок. Ветер, видимо, придерживался сходного мнения. Взметнув ворох красных листьев, он принес на берег омерзительную, напоминающую о смерти вонь. Несло горелым мясом, и вряд ли виной тому был зазевавшийся повар.
— Успели в амбаре укрыться, крысы, — объяснил теньент, — сейчас увидите. Стены каменные, окошки крохотные, равелин, да и только! Ну, мы дверь подперли и крышу подпалили…
У подпертой какой-то хозяйственной железякой двери валялась женщина с вышибленными мозгами. Средних лет, хорошо одетая, не госпожа, но и на служанку не похожа.
— Выпустить хотела, — пояснил веселый сержант с молнией на кокарде. — По-хорошему б к хахалю пихнуть, так не отпирать же было!
За сгоревшим амбаром лежали дворы, где и случилась главная драка. Пороховой запах уже рассеялся, но пролитая на утоптанную землю кровь загустеть не успела.
— Господин маршал, — Анастас все же произнес сакраментальное слово, — лошадей лучше оставить.
— Пожалуй. — А еще надо оставить эскадрон и… Агаса!
— Левентис, останетесь здесь. Это дело не трудней, чем у
— Да, господин маршал, мне тоже так кажется.
— Я на вас надеюсь. Фурис, Йорго, со мной.
Неприятно, когда между тобой и твоими людьми высится огромный домина, тем более такой. Вблизи Белая Усадьба оказалась гораздо хуже, чем виделась с другого берега: ухоженное, с добротными постройками поместье было разгромлено напрочь. Стены — да, остались, и крыши тоже… Но двери и окна — их что, нарочно высаживали? Обломки мебели, опрокинутые возы и карета с ни много ни мало, графским гербом, груды поломанной, порезанной домашней утвари. И трупы. Мужчины, все больше разбойники — одеты разномастно, ремни и перевязи с ножнами выдают характер занятий, на мертвых рожах — гримаса последнего ожесточения, но женщины, но детишки… Меньше, конечно, чем взрослых, и все равно много, слишком много… Ну куда ж вы лезли-то, надо было прятаться! Среди тел и обломков деловито снуют люди с молниями, уносят своих, обшаривают чужих. Раненых не видно — тут били исключительно насмерть… или успели всех прирезать?
— Господин маршал, — тихо спросил Фурис, — вы помните аббатство в моей Кирке?
Капрас помнил. Там орудовали мятежники, здесь — сперва разбойники, затем императорский легат, но разницы не было. Маршал Капрас ее, во всяком случае, не заметил.
Глава 2
Гайифа. Мирикия, Белая усадьба
