— На праздник. Ее высокопреосвященства должна услышать песню о девушке на крутом берегу.
— Старшие меня не брали. — На лице Жакны отразилось сомнение. — Что они скажут?
— Не они, а я. Скажу, что на празднике в честь регента должна звучать песня, которую он взял с собой, и что мне, как капитану при особе, виднее, кому быть на балу.
— Я понял, и старшие тоже поймут. Когда мне петь?
— Я тебе скажу, — пообещал Валме, прикидывая, требуется ли бакранской песне аккомпанемент. Пожалуй, что и нет.
— Мы жалеем, что ты покидаешь нас, но это нужно.
— Это очень нужно. Могу я попросить тебя заботиться о Мэгнусе?
— Я буду горд. Жаль, что ты спускаешься с гор.
— Что поделать, — вздохнул Валме, которому тоже было жаль начинающего алеть неба и зубчатого хребта. — Все мы должны возвращаться, ведь без этого не получается уходить.
Возвращаться было в самом деле пора, но вечер обещал стать слишком сказочным, чтобы думать о такой пакости, как политика, и такой прозе, как война. Марсель с удовольствием полюбовался бы на окровавленные горы в обществе Франчески, то есть, конечно же, Елены. Оценил бы красоту пейзажа и Алва, но гости Этери были настроены не столь возвышенно, хоть и выбрались в освещенный факелами садик к родничку.
Навестивший сестру казар был сладок, как инжир, и трепетен, как астры на ветру, из чего следовало, что пирушка имеет немалый шанс обернуться переговорами. Бонифаций с Матильдой, судя по всему, начали праздновать с утра, зато пара пожилых бакранов хранила церковную торжественность. Дуглас и Коннер выглядели попроще, но явно не знали, куда себя девать, а принцесса Этери — о чем с ними говорить. Марсель понял, что делать праздник приятным во всех отношениях придется ему, и прищелкнул пальцами.
— Гав! — немедленно откликнулся приученный Котик.
— Ваше высочество, — Валме изысканно поклонился обернувшейся принцессе, — ваше высокопреосвященство, ваше величество, я счастлив вам сообщить, что нас ожидает восхитительный закат и особенная ночь. Не погасить ли факелы?
4
Солнце все сильней склонялось к западу, до Старой Барсины оставалось меньше часа пути. Того, что их перехватят, Робер уже не боялся, все опасные места были пройдены. Пусть у поворота на Казоле бесноватым и не хватило всего пары-тройки минут, чтобы первыми оказаться на перекрестке, но ведь не хватило же! И потом их дело — не избавляться от погони, а волочь ее за собой; оторвись они слишком сильно, и преследователи могут отстать или сбиться с дороги. Вряд ли среди них есть те, кто два с лишним месяца назад штурмовал древнюю резиденцию Славы, а значит, подвоха мерзавцы не ждут.
— Уже близко, — ответил Эпинэ на незаданный вопрос Эрвина. — Обойдем Дикие Огороды, и будет поле. То самое…
Робер замялся — за последний год он худо-бедно научился командовать, но не изливать душу, тем более на рыси, однако ноймар его понимал. Они с Литенкетте возглавляли маленькую колонну. Дракко и Сона бежали ровно и были готовы и к скачке, и к драке, прочие лошади, хоть и не морисских кровей, тоже держались неплохо. Что ж, коней они сберегли и до места почти добрались. Брошенные несколько веков назад огороды и сады успели не только одичать, но и превратиться в низкорослый, непроходимый для всадников лес, за которым и лежали развалины. Парни Халлорана — они так и остались «парнями Халлорана», хотя ими давно командовал Блор, — надо думать, уже заждались.
— Монсеньор, — Дювье поравнялся с вожаками, — посылать?
— Давай!
Капитан придержал своего мерина, а через несколько минут мимо, набирая разгон, пронесся гонец. Скоро в Барсине узнают, что пока — пока! — все идет, как задумано. Неровные, сыплющие сухими листьями стены по обе стороны тропы внезапно начали раздражать, и Эпинэ задрал голову: небо было безоблачным и ярким, но солнце уже ушло за деревья. Ничего, до Барсины они всяко доберутся прежде, чем настанет ночь, и все равно — скорее бы!
Дракко, почувствовав желание хозяина, попытался сорваться в галоп, но Эпинэ заставил себя натянуть поводья. Поднявшийся ветер прошумел в редеющих кронах, осыпав отряд невесомым золотом, стало радостно и горячо, как некогда в Торке. Там привыкли играть с огнем, становясь то дичью, то охотником. Потом пошли другие войны, мерзкие и никому не нужные, но сейчас Робер внезапно почувствовал себя теньентом, дурящим голову кесарским рейтарам. Любимое развлечение нынешнего Савиньяка, когда он еще был Ли Лэкдеми…
— Будет весело. — Эрвин сдерживал пляшущую Сону и улыбался. — Весело и ветрено, как у нас.
Робер кивнул и рассмеялся, лошади просились в кентер, а до поворота оставалось всего ничего, так почему бы их и не порадовать? Иноходец еще ничего не успел сказать, а Эрвин уже дал Соне шенкеля, и мориска рванулась сквозь осень, туда, где Дикие Огороды расступались, и пожухлые травы еще
