сказанные среди тростников, звенели в душе до сих пор, но у слуг лишь одна госпожа… Выходит, променявшая свое сердце на шестнадцать смертей — не первородная Ирэна?! Люди Талига так похожи…
— Мелхен, — сказала нареченная Юлианой, — что-то ты у меня бледненькая сегодня. И губки дрожат. Что случилось?
— Девушка на кухне стала бить другую, и я ушла.
— Глупышки, — покачала головой роскошная. — Это мужчины должны из-за нас драться, хотя я никогда не давала Курту повода. Никогда! Мы познакомились, и я в тот же вечер послала всех своих кавалеров — а они у меня были, можешь мне поверить — к кошкам.
— И они пошли? — спросила Мэллит, чтобы не молчать.
— Пошли. — Любящая прижала гоганни к себе. — А что им оставалось?
— Ничего, — прошептала гоганни, понимая, что сейчас услышит о былой радости и вновь не отведет беду. — Я… Слуги говорят странное. Они искали нож и боялись, что его взяла… Она опасна и полна зла!
— Ты опять? Я же объяснила тебе, что Ирэна не способна ни на зло, ни на слезы. На разумный поступок, впрочем, тоже. Додумалась запереть себя в этом рыбном садке!
— Я больше не ищу зла в хозяйке, — признала свою ошибку гоганни. — Нужно узнать, кто гуляет в галерее, когда идет дождь, и желает дурного.
— Узнать? — Вздох роскошной был глубок. — А ты разве не знаешь? Ирэна опекает свихнувшуюся сестру и делает это по-дурацки. Похоже, в этой семье весь разум достался маленькому полковнику.
— Сестру? — Конечно же! Пока Борнов было двое, Мэллит различала их, лишь когда братья были вместе. — Я не знала, что у озерной госпожи есть сестра.
— Ой, девочка… То, что знают все, каждый день не повторяют. Ты рассказала Чарльзу, что у меня есть племянники?
— Ни… Нет.
— А почему?
— Я не думала, что это нужно.
— Вот именно. Зачем говорить о том, что всем известно и не радует? О своих бедах жужжат лишь мухи, потому они так докучливы.
— Тут живет зло. — Почему, ну почему они не слышат и идут к обрыву?! — Я ошиблась в имени, но сестра Ирэны…
— Ее зовут Габриэла, если я не путаю. — Нареченная Юлианой зевнула и поправила шаль. — Бедняжка сошла с ума, когда муж у нее на глазах застрелил старшего Савиньяка. Подлец, хоть бы в сердце бил или в голову, а он в живот! Или рука дрогнула?.. Жену он тут же к отцу отправил, только она уже в мозговой горячке была. Болтали, будто это выдумка покойного Вальтера, который не хотел, чтобы его дочь допрашивали… Чушь, причем злобная! Герцог Ноймаринен вдову видел, он и устроил так, что ее под опеку семьи отдали, благо Борн не отпирался. Хоть на это совести хватило.
— Она — жена убийцы, и она может творить беду!
— Да не умеет она ничего! У моей матушки повар был, он себя петухом вообразил, от всех бегал, боялся, что сварят, ну а Габриэла вбила себе в голову, что умеет колдовать. Зрелище неприятное, что и говорить, мне в моем положении и впрямь лучше не смотреть, ну так Ирэна к нам ее и не пускает.
2
Появление Проэмперадора радовало уже тем, что Ойген нашел, на кого обрушить свои рассуждения. Если б эти двое в своих изысканиях еще обходились без генерала Ариго! Того же мнения придерживался и второй Савиньяк, после прибытия брата ставший для Жермона просто Эмилем. Западная армия спешно готовилась к перемирию и еще к чему-то скверному, о чем даже думать не хотелось. Ждали Придда, новостей из Южной Марагоны, докладов от Айхенвальда с Фажетти, и еще ждали ответа Бруно. То, что не такой уж сильной, несмотря на подошедшие подкрепления, армии нужна передышка, Ариго понимал. Про Излом и бунт в Олларии он тоже понимал, пусть и меньше, но сама мысль договариваться с «гусями», не поквитавшись за Мельников луг, вызывала отвращение. Вот сбив с фельдмаршала спесь, можно было б и разойтись. До весны.
— Герман, — окликнул Ойген, — ты летаешь в облаках, как орел, но ведь ты леопард, а мы уже на месте.
— Прости, задумался. — Ариго принялся расстегивать пуговицы. Близнецы уже вовсю разминались, украсив опрятный забор маршальскими мундирами. — Не знаю, кто из нас двоих бергер, только отпускать Бруно, не отлупив… Я понимаю, так нужно, но чувствую себя предателем.
— Полностью разделяю твою досаду, — возвестил барон, — тем не менее чувствами порой приходится поступаться. Сегодня у тебя будет непростой противник, хотя удовольствие ты получишь. Еще одним удовольствием будут последующие булочки со сливками, подумай о них и развеселись.
