изволь понять наконец, как оно было. Тебе здесь жить… Хорошо, не здесь, а в старом гнезде, только от слуг и там не избавиться. Они оставались с дедом, они закрыли глаза матери…
— Мари, так это ты выдала Маранов, когда они хотели бежать?
— Берите выше! Уж я для моей госпожи постаралась… Если и были у меня грехи, в то утречко списались, так что я ей и в Рассвете послужу…
Она в самом деле сделала больше. Вешал Роже в своем старом шлеме и кирасе, но завела всех Мари. Именно она выкрикнула: «На каштан!» — не дожидаясь возвращения Никола, и ее послушали. Она была сильной, эта Мари, и она очень любила мать… Ради нее, живой, она перечила деду и грызлась с Маранами, ради мертвой — убила. Может, Левий и объяснил бы служанке, что она совершила грех, а может, напомнил бы самому Роберу, что люди исполняли свой долг, как они его понимали, только Левия за спиной больше нет. А домашние, знакомые с детства убийцы тут, и от них не сбежать, как бы ни хотелось, да и хватит Повелителю Молний бегать.
— Идите к себе, — велел Эпинэ. Нужно было что-то добавить, и он добавил: — Что сделано, то сделано. Сейчас хозяин — я, и у меня гости, извольте о них позаботиться. И хватит…
Чего именно хватит, Иноходец недоговорил, но слуги то ли поняли, то ли решили, что Монсеньор сказал все, и убрались. Робер долго слушал затихающие шаги, а потом увидел возле своих ног ветку лилий. Это не удивило — в саду их были целые заросли.
Глава 2
Талиг. Ауслезе.
Старая Эпинэ
1
— Граф Лионель Савиньяк… — басом представлял высокие стороны друг другу Лауэншельд. — Принц Бруно…
При виде дрикса Ли немедленно захотелось стать варваром: расстегнуть мундир, упереть руку в бок, потребовать пива, рыгнуть, наконец. Так, для равновесия — уж больно суха и церемонна была физиономия победителя Вольфганга. Особенно в сравнении с портретами Фридриха, напоминавшего старшего родича, как идущий на нерест лосось — себя же мороженого. Савиньяк вежливо наклонил голову.
— К вашим услугам, ваше высочество.
В еще живой Нохе все тоже были к услугам всех. Кто до первой крови, кто — до последней.
— К вашим услугам, господин маршал. Моим спутником и свидетелем является достойный адепт ордена Славы брат Орест.
То, что Бруно взял с собой «льва», имело с полдюжины объяснений, но личная встреча именно с Орестом Савиньяка устраивала. Особенно после личной встречи с Фельсенбургом.
— Мир угоден Создателю. — Лионель улыбнулся уже привычной «закатной» улыбкой. — По крайней мере, в теории.
— Господа, — Лауэншельд был достойным подданным своего короля и посредничал со всесокрушающей якобы простотой, — прошу к столу.
Полковник мог говорить на дриксен, однако предпочел талиг. Бруно мог не понять, но понял и ответил. Это ни в коем случае не было уступкой, скорее знаком того, что старый бык не расположен к дипломатии и еще менее расположен впутывать в беседу переводчиков.
Накрытый в главном зале постоялого двора стол выдержал бы зажаренного целиком кабана, но его украшали лишь тонко нарезанный местный сыр, фрукты, оливки, а также кэналлийское и северные ягодные ликеры, уже разлитые по бокалам и рюмкам. Посторонних в просторном помещении не было — хозяин за дверью ждал вожделенного зова, охранники — как дриксенские, так и талигойские — топтались во дворе, а свитским было велено остаться во втором из двух местных трактиров. Обстановка располагала если не к убийству, то к откровенности.
— Чту и ожидаю.
Перед тем как сесть, Бруно осенил себя знаком, Лионель слегка сощурился и неторопливо поправил одну из манжет. То, что его шпага висит на