Две женщины исчезают в приоткрывшемся проеме. Третья остается. Это кстати, если только она не уподобится Фриде.
2
Жермон поднялся из-за стола в твердой уверенности, что сыт, однако через полчаса иллюзия рассеялась: Ариго был голоден, как торский волк после недельного бурана. Увы, в отведенных генералу комнатах имелись книги, но не еда. Голодающий совсем уже собрался спуститься в конюшни и пошарить в седельных сумках — помешал Райнштайнер. Барон отобедал на совесть и теперь решил поговорить, Жермон ничего против не имел и лишь спросил, не найдется ли у друга чего-нибудь съестного.
— Я видел, что ты плохо ешь, — кивнул бергер, — и зашел узнать, как ты себя чувствуешь, но твой внешний вид рассеял мои опасения. Тебе не понравилось, как здесь готовят? Это удивительно, в Альт-Вельдере отличная кухня, хоть и необычная для этих мест.
— Да! — с готовностью подтвердил Ариго, не пробовавший подобных уток даже в гвардейской юности, но почему-то ограничившийся всего одной птицей. — Сам не знаю, с чего я решил, что сыт. Так у тебя ничего нет?
— Я распорядился об ужине, — невозмутимо сообщил барон. — Правда, я не думал, что он пригодится немедленно. Герман, у нас слишком мало времени, чтобы ложиться спать вместе с беременной вдовой. Надеюсь, ты понял, что я имел в виду одновременность отхода ко сну. Я хотел кое-что предложить, но сперва тебе следует перекусить.
С чем с чем, а с этим Ариго был полностью согласен. Больше, чем есть, ему хотелось лишь говорить о графине Гирке, но это было неуместно. К тому же Ойген собрался порассуждать, и его рассуждения остановить было лишь немногим проще, чем разогнавшегося Катершванца. Непарного.
— Я с радостью что-нибудь проглочу, — кивнул Жермон, так как молчание Райнштайнер мог принять за отказ. — Наверное, я стеснялся. Три дамы и Проэмперадор — это для меня слишком.
Ойген показал зубы, подтверждая, что шутка принята, и они перебрались к бергеру, где вкусно пахло хорошей мясной подливой. Жермон ел, Райнштайнер катал хлебные шарики и повторял то, что Ариго слышал уже не раз.
— Несомненно, старинные поверья, как золотоземельские, так и привезенные агмами и варитами, имеют большое значение. — Ойген отправил очередной шарик в тарелку. — Я готов признать важность саграннских и даже холтийских легенд, но почему Савиньяк заговорил о затее Вальдеса, которая может осуществиться в лучшем случае через несколько лет? У тебя есть соображения?
— Откуда? — Жермон отодвинул ополовиненное блюдо, понимая, что иначе друг ляжет спать натощак. — Проще всего спросить самого Савиньяка, но я это делать отказываюсь.
— У тебя есть на это какие-то причины?
— Нет, — отмахнулся Ариго, — просто не хочу.
Он имел в виду лишь то, что сказал. Экспедиция Вальдеса и рассуждения Проэмперадора не значили ничего в сравнении с высокой прической и серебряными глазами. Ариго еще мог вполуха слушать про всяческое старье, время от времени глубокомысленно мыча, но не объясняться.
Ойген оставил в покое растерзанную горбушку и положил руку Жермону на плечо.
— Мне следовало сказать тебе это раньше, — покаялся он, — еще до прибытия маршала Эмиля, сейчас же это стало насущной необходимостью. Ты слишком близко к сердцу принял смену командующего, но тебе следует думать не о маршале фок Варзов, а об армии.
— Что? — растерялся Ариго, думавший лишь о молчаливой графине. — Ерунда какая-то!
— Попробую тебе объяснить, — утешил бергер. — Ты можешь ухаживать за хорошенькой девушкой. Тебе приятно с ней встречаться, покупать ей бусы и ленты. Она очень славная, но, когда речь заходит о браке, главным становится, сумеет ли она подарить тебе здорового ребенка и сможешь ли ты на нее положиться, когда начнутся неприятности. К командующему следует относиться еще более серьезно, ведь от него зависит гораздо больше, чем благополучие одной семьи и сохранение одного рода. Я понимаю, фок Варзов тебе дорог, однако Лионель Савиньяк надежен и видит то, что нужно. Он не принесет нам непозволительного второго поражения.
— Скажи лучше, что он понимает твои истории про погасшие маяки.
— Не понимает, но желает понять, и это тоже крайне важно. Ты стараешься быть несправедливым к Савиньяку, потому что испытываешь стыд перед бывшим командующим, а это фок Варзов должен испытывать стыд перед нами.
— Да не предвзят я! — от души гаркнул Жермон. — Ли я плохо помню… Бегали у нас по Гайярэ два козленка, поди разбери, кто — кто. Хотя мэтра Капотту один из них хорошо так уел…
Жермон в самом деле без труда привык к близнецам-маршалам, уже взрослым и обошедшим его на пару корпусов. С Эмилем никаких сложностей не возникло, да и Лионель генералу понравился, жалость и уважение к Вольфгангу этому отнюдь не мешали.
— Чем меньше ты будешь вспоминать мужа твоей матери, — Ойген был само назидание, — ее саму и твоих единоутробных братьев, тем лучше.
