– Отчего же?! – Гид вдруг весело щёлкнул пальцами. – Пойдём, покажешь.
Перед тем как задвинуть за собой циновку укрытия, Петропавел дал распоряжение команде продолжить движение. Что-то здесь поменялось, в тени за циновкой. То ли это так подействовали случившееся на Новом Арбате и последующий рассказ Евы, то ли… этот ключ действительно обладает дремучей и неясной пока силой.
«Только ты одна и сможешь нам сейчас помочь. Ева», – подумал Петропавел, глядя на девушку. Та извлекла из своего вещмешка длинную тесёмку, улыбнулась, и одновременно глаза её потемнели.
– Вот он, ключ.
– Хорошо, – ровно сказал Петропавел. – Убирай. Мне нужно подумать.
Но Ева не сразу подчинилась. Подержала ключ в руках, будто бы заворожённо и испуганно любуясь им. Произнесла:
– Сейчас вот молчит.
Прежде чем отпустить тесёмку, чтобы ключ скрылся в тёмной глубине её вещмешка, Ева исподлобья взглянула на Петропавла и почему-то произнесла:
– Хотела кое-что спросить. – Посмотрела на тесёмку в своих руках и не совсем поняла свою последующую эмоцию. Присутствовало в ней что-то от внезапной ревности, словно она вдруг не захотела расставаться с этой драгоценной, хоть и пугающей вещью. – А там он не пропадёт? В этом вашем хранилище? Ключ Фёдора…
Петропавел внимательно посмотрел на неё. Он тоже не до конца понял, что сейчас увидел.
– Вот тут уж не о чем беспокоиться, – заверил гид. – Здание биофака, где находится отдел реликвий и артефактов, – одно из самых охраняемых и надёжных мест на территории Университета.
– Хорошо, – просто отозвалась Ева. К счастью, она уже отвернулась, завязывая свой вещмешок, и не заметила минутного замешательства на лице Петропавла.
А тот подумал: «Странная ты, однако, штучка, ключик для новобрачных».
В Николо-Перервинском монастыре одиннадцать теней скользили по стенам переходов и лестничным подъёмам, что вели в просторную общую трапезную. В ней было светло в этот час, и сторонний наблюдатель, окажись он здесь, мог бы различить, что тени отбрасывали одиннадцать высоких неторопливых старцев, безбородых, хоть и с длинными волосами, сейчас у всех находящихся в чудовищном беспорядке. Вообще, все старцы чем-то неуловимо были похожи друг на друга: не только белыми длинными одеждами, возможно, необычным выражением глаз, а возможно, находясь с ними подольше, кто-то смог бы найти и побольше сходства. Но, как уже отмечалось, стороннего наблюдателя здесь не было, и даже окажись он тут, совсем скоро то, что открылось бы взору, заставило его бежать отсюда как можно скорее. Старцы степенно расселись за полированным круглым столом, на котором ничего не стояло, и взялись за руки. Некоторое время ничего не происходило, лишь седые волосы вроде бы пришли в ещё больший беспорядок. И полированная поверхность стола едва заметно тускло блеснула. Только волосы… Они зашевелились. Вот сейчас сторонний наблюдатель заинтересовался бы, а спустя ещё несколько секунд к нему пришла бы мысль о скорейшем бегстве. На и прежде умиротворённых лицах старцев исчезло какое-либо выражение присутствия в этом месте, словно все одиннадцать стали восковыми куклами с широко раскрытыми ртами. А шевелящиеся волосы, которые вот вроде бы стали расти и сплетаться змеями в огромный овальный общий моток, устремились в их раскрытые рты. Все одиннадцать дёрнулись в конвульсиях, похожих на предсмертные, застыли, а из полированной поверхности стола стало изливаться нечто диковинное, лишь отдалённо напоминающее светящийся дым. И как только его первые всполохи-языки коснулись старцев, силуэты тех стали тускнеть и исчезать. Общий моток седых волос пропитался этим дымом, и те засветились изнутри, рождая какое-то новое существо, однако на стенах трапезной по-прежнему оставались тени одиннадцати фигур, восседающих за круглым столом, взявшись за руки. Пресловутый сторонний наблюдатель бежал бы отсюда со всех ног, потому что пространство вокруг Николо-Перервинского монастыря, словно для защиты происходящего внутри, начало заполняться непереносимым страхом, поэтому он бы не услышал, как звучит голос прежде молчаливых старцев.
«О-о-н идёт. Он возвращается».
Светящийся дым стал темнеть, и внутри него с трудом угадывалось нечто овальное, похожее на огромный череп с чудовищно раскрытым просветом отверстия рта.
«Он идёт. И она идёт. Всё ближе… Но её ждут».
Тёмный дым начал таять, и вместе с ним тот чудовищный овал, что он скрывал.
«Но убив Занедужившего, они создали гораздо более сложный Лабиринт. И возвращение теперь только через пространство нашего Брата».
«Иначе они разминутся, потеряются навсегда. Предстоит измениться».
Исчез кошмарный череп, словно и не было его вовсе. И волосы вскоре покинут раскрытые рты старцев, и те, все одиннадцать, станут соответствовать своим теням. Пояс страха испарился вокруг Николо-Перервинского монастыря, и теперь его чувствовали лишь застывшие в тревоге дикие животные. А под сводами трапезной таяли последние звуки некогда общего голоса:
«Во тьме, где предстоит измениться и где всегда стоит смерть».
