оставалось место празднику. Празднику и огромной любви.
Вновь окинув взглядом зал, Саймон заметил Джулиана, торопящегося к выходу. Джейс вернулся к ним вместе с Эммой, обнимая ее одной рукой за плечи.
– Все в порядке? – спросила Клэри.
– Все замечательно. Джулиану просто нужно глотнуть воздуха. Это все церемония, слишком большое напряжение. Слишком много людей. А тебе надо поесть.
Последние слова предназначались Эмме. Девушка улыбалась, но взгляд ее не отрывался от двери, за которую вышел ее парабатай. Повернувшись, она увидела Тая – мальчик бежал по залу, прижимая к груди поднос с целым кругом сыра.
– Ой, – огорчилась Эмма, – так нельзя. Он, конечно, может весь этот сыр съесть, но потом его точно вырвет. Надо вмешаться, иначе для Джулиана это может плохо кончиться.
Она кинулась следом за Таем.
– Они много на себя взвалили, – заметил Джейс, провожая девушку взглядом. – Хорошо, что они есть друг у друга. И всегда будут. Вот что значит быть парабатаями.
И он улыбнулся Алеку. Тот ответил не менее широкой улыбкой, и все лицо его озарилось радостью.
– Кстати, о парабатаях, – спохватилась Клэри. – У нас тоже есть для вас кое-какие новости…
Тьма несчастья
Темной ночью и чуть свет
Люди явятся на свет.
Люди явятся на свет,
А вокруг – ночная тьма.
И одних ждет Счастья свет,
А других – Несчастья тьма.
Магнус полагал, что многие старинные вещи – творения непреходящей красоты. Пирамиды. «Давид» Микеланджело. Версаль. Сам Магнус.
Но вековые традиции и старость – еще не повод считаться произведением искусства. Даже если ты нефилим и свято веришь, что капля ангельской крови в твоих жилах делает тебя лучше остальных.
Академия Сумеречных охотников, увы, не могла считаться творением непреходящей красоты. Академия Сумеречных охотников была просто грудой хлама.
Магнус не испытывал ни малейшего удовольствия от раскинувшегося вокруг пейзажа. Сейчас, ранней весной, когда зима еще толком не закончилась, все напоминало ему черно-белый кадр старого кино. Темно-серые поля, растянувшиеся под бледно-серым небом, да раздетые догола деревья, словно цепляющиеся серыми ветками-когтями за дождевые тучи. Академия вполне соответствовала этим декорациям – торчала посреди унылой серости, как большая каменная жаба.
Магнус уже бывал тут раньше, навещал друзей. И это место ему не нравилось. Он еще помнил, как шел по здешним коридорам под холодными взглядами студентов. В Академии всегда обучали в строгом соответствии с узколобой позицией Конклава и с буквой Завета, а ученики были слишком молоды, чтобы понимать, что мир может оказаться гораздо сложнее.
Но, по крайней мере, в те времена здание не пыталось рухнуть. Магнус изучающим взглядом уставился на одну из четырех тонких башенок, возвышавшихся над Академией. Та заметно покосилась, наводя на мысли о Пизанской башне.
Маг сощурился, сосредоточился и щелкнул пальцами. Башенка скакнула на место, словно присевший и резко выпрямившийся человек. Из-за окон ее до Магнуса донеслись слабые крики. Он и не подозревал, что внутри кто-то есть. Неужели им не страшно было забираться в эту развалюху?
Ладно, кто бы там ни жил, скоро они поймут, что им сделали одолжение.
Магнус перевел взгляд на ангела в витраже над дверью. Тот строго взирал на возмутителя спокойствия, сжимая в руках сверкающий меч. Казалось, будто его не устраивает одеяние Магнуса и он сейчас попросит мага переодеться.
Негромко насвистывая, Магнус прошествовал под осуждающим взором ангела в отделанный камнем вестибюль. Здесь было пусто. Хотя, конечно, еще очень рано. Может, и вся эта серость – тоже из-за того, что рассвет едва-едва занялся? Оставалось только надеяться, что погода разгуляется до того, как приедет Алек.
Магнус оставил своего парня в Аликанте, в родительском доме. Сестра Алека, Изабель, тоже сейчас жила там. Последнюю ночь в доме Инквизитора маг толком не спал и сообщил брату с сестрой, что предоставит им завтракать в одиночестве – точнее, в тесном семейном кругу. В прежние времена Роберт и Мариза Лайтвуд годами старались не встречаться с Магнусом лишний раз, если только того не требовал долг или настоятельная необходимость выплатить магу деньги.
