деревеньки.
— Думаете, Зоэль захочет перебраться обратно на родину? — спросил я его.
— Не исключено.
Я поморщился.
Убийство Ритольди здорово поднимет престиж Мефисто. Западные, едва усмиренные провинции могут встать на дыбы.
Вильнов, Кенигс, Варшаузе. Вена. Не считая булгар, цыган и эллинов.
И не понятно, то ли мы для них такие плохие, что они чуть что готовы лить высокую кровь, то ли какое-то поветрие напрочь сводит с ума народы.
Да, протекторат лишает самостоятельности в проведении внешней политики, номинально лишает и каких-то внутренних устоев, приводя жизнь в соответствие с имперскими законами. Но, гуафр, по тем сводкам, что я читал, за пять лет протектората уровень доходов простого полонского хлопа поднялся в четыре раза, прусского бауэра — в пять.
— Она умна, — сказал я.
Полковник остался цедить чай на подоконнике, а мы с Сагадеевым и Штальброком вышли на широкое крыльцо. Крылья крыльца были забраны гранитной баллюстрадой с широкими перилами в деревянных накладках. Когда-то я прыгал с них в росшие внизу кусты. Мог, наверное, запросто глаз какой- нибудь веткой выколоть.
О чем думаю?
— Мне кажется, она не поедет в Лайпенс, — сказал я.
— Почему? — спросил Сагадеев, облокотившись на перила.
— Согласитесь, убийство не выглядит спланированным.
Обер-полицмейстер медленно, тяжело кивнул.
Хмурое небо гоняло хмурые облака. Лужайки, на которых вчера еще собирались чаевничать, были пусты. По дорожкам прогуливались жандармы. Ни детей, ни парочек.
У каретной стоял пехотный караул. Гостевой флигель светил окнами.
— Господин поручик, — обратился Сагадеев к Штальброку, — как у вас с распознаванием крови? Вообще со способностями как?
— Оценка «хорошо», господин обер-полицмейстер, — отозвался тот.
— Лицей? — спросил я.
— Да, — ответил Штальброк, — курс Бекетова Вадима Петровича. Распознавание, фигуры защиты, фигуры нападения, рекомбинация…
— Прекрасно. Видите? — Сагадеев показал поручику на скамеечку у плаца перед каретным въездом. — Сядете туда. Ваша задача — проверка. Во втором случае — подстраховка меня и Бастеля. Курите?
— Увы, нет привычки.
— Тогда, если кровь у кого-либо из сидящих в карете посконная серая, наклоняетесь вперед. Если с примесью высокой — сидите прямо.
— Я могу подать сигнал жилками, — предложил Штальброк.
— Нет. Наша девица такое чует за версту, а я, к сожалению, не знаю всего ее арсенала. Кстати, — сощурился Сагадеев, всматриваясь, — похоже, первая карета уже здесь.
За решетчатыми воротами действительно виделась упряжка.
— Я пошел, — сказал поручик.
— Благодати вам, — напутствовал Сагадеев.
Штальброк сбежал по крыльцу вниз, зашагал по дорожке, разминувшись с козырнувшим ему жандармом.
— Так почему не Лайпенс? — спросил меня Сагадеев.
— Лоскут помните?
— Помню. Только она не рискнет. Нет, не рискнет. Из двух возможностей она выбрала убийство Палача Полонии и понимает, что в любом уголке империи теперь ее ждет арест.
— А «пустая» кровь?
Сагадеев скосил на меня глаз.
— Вы бы рискнули, Бастель?
Я пожал плечами.
Ворота тем временем распахнулись, пропуская запряженную лошадной двойкой карету и эскорт в виде бравого казака на черном жеребце.
— Приготовьтесь, Бастель, — сказал Сагадеев.
Я посмотрел вниз, на Штальброка — его удачно закрыла тумба.
Сомнительная перестраховка. С такой-то кучей народу. Николай Федорович, похоже, не хотел посвящать поручика в наши дела и придумал тому
