— Так, может, помочь чем?
Он подумал, качая головой.
— А и правда, сделай милость по старому знакомству.
— Обещаю.
— Так ты и не знаешь, чего попрошу.
— Луну с неба вряд ли. Внучку тоже не отдам, а остальное, полагаю, в моих силах даже сейчас.
— После Лизки, — поманив пальцем, чтобы нагнулся, шепотом на ухо сказал, — остались кой-какие побрякушки. Не шибко много, но есть.
Я не сомневался, что охрана с ближними наложила лапу на вещи. Приказ об описи имущества последовал сразу по сообщении о скоропостижной смерти Елизаветы. Платья-башмаки с прочими гребенками велено было раздать слугам. А буде что вроде мебели громоздкое — продать, и деньги караульной команде. Сам писал, помня Анны Иоанновны подарки сгнившие, в виде юбок. Чем лежать станут бессмысленно, пусть хоть кому-то польза.
А вот цацки дорогие по описи в Петербург было приказано доставить. Царевна много с собой увезла. Поместья Анна отобрала и Елизавете добрый кусок на содержание выделила. А личное запретила конфисковать. Чисто женская логика. По мне, на хлеб и воду в монастырь — самое приятное, что ожидает за измену. Иным ведь и ноздри рвут да клеймо на лоб ставят. А ей и кнута не досталось.
Потом список пришел из нескольких сотен пунктов, все что душеньке угодно. Часы, ожерелья, жемчуга, иконы в богатых окладах и книги. На десятки тысяч. Все в сокровищнице лежит до сих пор. Анна не надевала и не дарила никому. А теперь оказывается, не все вещи привезли!
— Боязно предлагать, за вора примут.
А то ты их купил, подумал я. Да ладно, чего уж теперь. Сам бы повел себя разве иначе?
— И сколько хочешь?
— Пятьсот рублев! — бухнул он и затаил дыхание.
— Договорились. Емельян! Сюда иди!
— Даже не посмотришь? — изумился Алексей, извлекая из-за пазухи небольшой мешочек на шнурке. Похоже, досадует на себя, почему больше не попросил.
— Чего я проверять стану. Царевна дешевку не брала. А тебе, наверное, для родичей.
— Точно так. Мне уж много не понадобится. Недолго осталось.
Всерьез помирать настроился. Как бы по возвращении в родную деревню с ходу дуба не дал. Ну, то уж не моя печаль. Все равно не останется. Не силой же держать. То не благодеяние окажется — издевательство.
— Ну вот и вспомнят молитвой за доброе дело. А ты, глядишь, у Него за меня попросишь. Сможешь, а?
— Завсегда к услугам, — уверенно кивнул он.
— Тут я, — дохромал до меня кучер.
— Вот его, — засовывая купленное добро в карман, приказал я, — когда назад поедешь, с собой возьмешь. К хозяйке отведешь, скажешь, я велел пятьсот рублей выдать. Как он пожелает, мелкими, крупными, монетами, ассигнациями.
— Хе-хе, — рассмеялся Алексей. Кажется, он в курсе разной стоимости монет и бумажек.
— Потом накормить, напоить и дать снеди с собой в дорогу. До почтовой кареты довезти и дорогу до Москвы оплатить.
От нас на Москву только ходит или Петербург. Как попасть в Киев, это уж пусть сам вертится. Не нянька. Главное, отсюда чтобы ушел с полными карманами. Такие вещи быстро становятся известны.
— И что ни гугу никому! Все понял?
— А чего не понять? — удивился Пугачев.
— Вернусь — проверю. А то знаю я вас, разбойников. Чтобы все по сказанному сделал.
— Век молить Бога за доброту твою буду, — снимая шапку, промычал Алексей.
Мне стало неприятно. Все же в былые годы он себя так униженно не вел. А ведь запросто могло случиться, что мы поменялись бы местами, если бы удался переворот. И был бы он фельдмаршалом и прочее, а я ждал бы подачки.
— Господин Ломоносов… — вежливо обратились ко мне.
Я обернулся. Майор Семеновского полка.
— Вындомский?
— Так точно, ваше сиятельство!
На самом деле я его старшего брата знаю, а он просто очень похож. Тот как раз в Семеновском начинал.
— Прибыл со специальным поручением!
— А карета для арестованного где? — желчно спросил я. Кажется, дождался камеры в крепости. Все тянул и на что-то зря надеялся.
Рядом со мной встал с явно нехорошими намерениями Юрий. А вот это уже совсем лишнее, подумал я, жестом останавливая его движение.
