— Вас приглашают на личную аудиенцию, — делая вид, что не понял, в чем дело, чеканит Вындомский. — Сегодня к двум часам пополудни. И никакой конвой, — он комично огляделся, — не предусмотрен.
— Тогда поприветствуем первый в мире самоходный корабль, — предложил я, указывая на реку. — Затем отправимся вместе в Петербург. На нем.
Приятно наблюдать, как бедняга премьер-майор растерялся.
— Лошадью вашей займутся мои люди. Отведут, куда укажете. — Я направился к реке. Еще чуть-чуть, и подвалит паровое судно к пристани.
Честное слово, не разочарован, хотя при виде данного корыта невольно вспоминается про трубу, колеса сзади и ужасно тихий ход. Во-первых, реально самый первый в мире пароход. Во-вторых, шел против течения и тащил за собой груженую баржу. А в-третьих, стоит вспомнить свои первые изделия. Нередко они смотрелись достаточно убого. А это… ничего себе так…
Встретил довольного сына у трапа, игнорируя теснящийся вокруг народ, сдерживаемый моими охранниками из ирландцев. Обнял.
— Молодец, Сашка! — воскликнул я, неожиданно даже для себя пустив слезу. — Большое дело совершил. Не для одной России — человечеству шаг вперед немалый указал.
— Не зря ты книгу Фергюсона со мной в детстве читал! — подтвердил он.
Иногда отец должен быть не просто больше знающим, а еще и мудрым. Обнаружив, что пацан внимательно изучает переведенные с английского для студентов Горного института лекции «о материи и ея свойствах, о центральных механических силах, мельницах, кранах, тележных колесах, о машине колотить сваи и о гидравлических и гидростатических машинах», не стал сразу требовать отчета или удивляться прилежанию в столь юном возрасте, а внимательно проштудировал текст. То есть в принципе все очень ясно изложено, но науки к тому моменту я изрядно забросил. И вместе мы провели многие из описанных опытов: взвешивали воздух, определяли удельный вес различных тел, изготовляли модели некоторых механизмов. Удивительно, что он помнит…
— Показывай, — потребовал я.
В каждом новом деле важен рассказ по шагам и в деталях, как все делали. Спрашивай, пока не сможешь представить весь процесс. Тогда в будущем не станешь задавать дурацкие вопросы или хлопать ушами. И не надо стесняться: здесь нажать, там потрогать руками. Заглянуть в окошко топки, выяснить, сколько потребляет, прикинуть расстояние для судна на одной загрузке топлива. Сколько груза потянет. Взглянуть с умным видом на индикатор, проверить клапан. И после этого любой свидетель поделится со слушателями, насколько здорово я разбираюсь. Имидж — важнейшая составляющая большого начальника. Такого умника и обманывать станут реже и с определенной опаской.
— О! А вы, Алексей Наумович, что здесь делаете?
— Хожу, смотрю, — брюзгливо ответил Сенявин. — Судно с печкой неуклюже, примитивно, жрет массу угля, нещадно дымит, и в качестве буксира его можно использовать лишь на тихоходных реках и каналах. А я бы еще проверил, насколько от его прохождения пострадают берега каналов и не обойдется ли после починка дороже эксплуатации этого… агрегата.
Сколько его помню, а знакомы мы давно, пусть никогда в особо близких отношениях не были, он вечно недоволен. То ему не так. Это не эдак. Допустим, не так просто построить практически на пустом месте Азовскую флотилию. Постоянно нехватка людей, специалистов, материалов и даже пушек. Но он своими жалобами всех достал тогда. Я в Херсоне, строя Черноморский флот во время войны, и то столько не ныл. А приходилось мне ничуть не лучше.
Только выбора особого не имелось. Половина морских начальников соответствующего ранга была в чрезвычайно пожилом возрасте. Вице-адмирал Нагаев и контр-адмирал Зиновьев начали служить первый в 1715-м, второй — в 1716 году! Мордвинов тоже немолод и Адмиралтейством руководит. На Спиридова уже тогда имелись планы. Шведов запрягать как-то неуместно. Им на эскадре занятий хватало. Вот и вышло то, что вышло. Нельзя сказать, неудачно — положенное он совершил, и, вероятно, даже больше. Просто нуден больно. Аж до безобразия.
— Его высокопревосходительство, — объяснил я, обращаясь к сыну, — расстроен. Ему обидно за красавцы-корабли с белоснежными парусами, которые вынужденно уступят таким дымящим и воняющим неуклюжим замухрышкам.
— Что?! — взревел оскорбленный в лучших чувствах адмирал.
— Ну не завтра, конечно. Лет пятнадцать-двадцать пройдет, прежде чем сделают достаточно серьезные машины, способные вести фрегат. Но вот тогда…
— Обычно вы так не шутите, — хмуро сказал Сенявин, употребив ядреное слово из морского лексикона.
— Я абсолютно не склонен сейчас к юмору, — холодно ответил я. — Ради интереса вспомните расположение батарей в Севастопольской бухте и что произойдет, если внутрь направится корабль с паровой машиной вне сектора обстрела.
Челюсть у геройского адмирала не отвисла, но глаза остекленели. Задумался.
— А не взорвется? — интересуются в толпе.
— Запросто.
— У тебя печка взрывается?
