– Знаешь, ты не должен все решать за меня.
– Я и не думал, что все за тебя решаю. Не хочешь ехать в Лос-Анджелес? Там безопаснее, и я же сказал – я скоро приеду к тебе. Обещаю.
– Нет, я о другом. Почему ты решил утаить это от меня?
Вот причина его расстройства.
– Ты шутишь?
– Почему? – не отстает Иден.
– Ты бы согласился?
Я наклоняюсь, оглядываюсь на солдат и толпу гражданских, потом тихо говорю:
– Да, я заявил о поддержке Андена, но я вовсе не забыл, как Республика обошлась с нашей семьей. С тобой. Я видел, как ты заболел, тогда чумные патрули пришли к нашим дверям и вывезли тебя на каталке, помню твои радужки, почерневшие от крови…
Я замолкаю, закрываю глаза, чтобы прогнать ту сцену. Она миллион раз проходила перед моим мысленным взором, нет нужды возвращаться к ней. В затылке вспыхивает боль.
– А ты не подумал, что я знаю? – возражает Иден тихо, вызывающе. – Ты ведь мой брат, а не наша мама.
Я смотрю на него, прищурившись.
– Теперь я твоя мама.
– Нет. Мама умерла. – Иден делает глубокий вдох. – Я помню, как обошлась с нами Республика. Конечно помню. Но Колонии идут на нас войной. Я хочу быть полезным.
Не могу поверить, что слышу эти слова от Идена. Он не отдает себе отчета в коварстве Республики… неужели он забыл про их эксперименты? Я беру его за тоненькое запястье:
– Ты можешь погибнуть. Понимаешь? И вполне вероятно, в твоей крови ничего не найдут.
Иден снова отстраняется от меня:
– Решать должен я, а не ты.
Он повторяет слова Джун.
– Отлично, – сдаюсь я. – И какое же твое решение, малыш?
Брат собирается с духом и говорит:
– Я, пожалуй, хочу помочь.
– Хочешь помочь им? Ты шутишь? Ты так говоришь из чувства противоречия?
– Нет, я серьезно.
Комок подступает к горлу.
– Иден, мы потеряли маму и Джона. Папа пропал. У меня почти никого не осталось. Я не могу лишиться еще и тебя. Все, что я делал до этого дня, я делал ради тебя. Я не позволю тебе рисковать жизнью ради Республики… или Колоний.
Вызов в глазах Идена блекнет. Он ставит локти на ограждение путей, опирается головой на ладони.
– Одно я знаю о тебе наверняка: ты не эгоист, – говорит он.
Я молчу. Эгоист. Я эгоист – я хочу, чтобы Иден был в безопасности, чтобы ничто ему не угрожало, и мне плевать, что он думает на сей счет. Но от его слов чувство вины закипает в груди. Сколько раз Джон пытался оградить меня от неприятностей? Сколько раз предупреждал он меня, чтобы я не вставал на пути Республики, чтобы не пытался найти лекарство для Идена? Я никогда не слушал его и не жалею о своем упрямстве. Иден смотрит на меня невидящими глазами – этим недугом наградила его Республика. А теперь он идет к ней, точно агнец на убой. А я не могу понять почему.
Нет, я понимаю. Он – такой же, как я, он поступает так, как поступил бы я сам.
Но мысль, что я могу его потерять, невыносима. Я кладу руку на плечо Идена и веду его в вагон.
– Сначала доберись до Лос-Анджелеса. Позже поговорим. А ты пока подумай, потому что, если ты добровольно…
– Я уже все обдумал, – перебивает Иден.
Он скидывает мою руку со своего плеча и направляется к поезду:
– И потом, неужели ты думаешь, что мы их остановим, если за мной придут?
И вот подходит его очередь. Люси помогает Идену забраться в вагон, и я на мгновение задерживаю его руку в своей. Иден, хотя и огорчен, все еще цепляется за меня.
– Ты давай скорее, ладно? – говорит он.
А потом вдруг обхватывает меня за шею. Люси улыбается мне своей умиротворяющей улыбкой.
– Не волнуйтесь, Дэниел, – уверяет она. – Я его в обиду не дам – буду сражаться за него, как тигрица.
Я благодарно ей киваю, потом крепко обнимаю Идена, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
