– Неужто мы успели настолько ослабнуть? Чего они добились, кроме временной оккупации Денвера?
– Президент, вы обязаны были обсудить столь серьезный вопрос со всеми нами, пусть и в самый разгар кризиса!
Я наблюдаю – страсти накаляются, вскоре вся палата кипит оскорблениями, яростью, недоумением. Одни изливают яд ненависти на Дэя, другие проклинают Колонии. Некоторые умоляют Андена поменять решение, запросить международную помощь, призвать ООН не блокировать наши порты.
– Это немыслимо! – вопит сенатор (худой, вероятно не больше ста сорока фунтов, со сверкающей лысиной), глядя на меня так, будто я виновна в поражении страны. – С какой стати нам принимать во внимание рекомендации девочки? И Дэя! Вы шутите?! Отдать страну врагу по совету треклятого мальчишки, который должен числиться в списке государственных преступников!
Анден смотрит на оратора, прищурившись:
– Будьте осторожны в высказываниях о Дэе, сенатор, иначе народ отвернется от вас.
Тот усмехается, глядя на Андена, и поднимается во весь рост.
– Президент, – говорит он подчеркнуто издевательским тоном. – Вы вождь Американской Республики. В ваших руках власть над всей страной. И пожалуйста – вас держит в заложниках тот самый человек, который пытался вас убить.
Во мне закипает гнев. Я опускаю голову, чтобы не видеть сенатора.
– По моему мнению, сэр, вам пора что-нибудь сделать, пока ваше правительство – и все население – не стало смотреть на вас как на трусливого, безвольного махинатора-марионетку, выполняющего требования девчонки, малолетнего преступника и группы бездомных террористов. Ваш отец был бы…
Анден вскакивает на ноги и обрушивает кулак на стол. Палата мгновенно погружается в тишину.
– Сенатор, – тихо говорит Анден (тот смотрит на него, но уже не так уверенно, как две секунды назад). – Ваши слова справедливы лишь в одном. Я сын своего отца, я Президент Республики. Я здесь закон. От моего решения зависит, кто будет жить, а кто умрет.
Я изучаю лицо Андена с нарастающим беспокойством. Его мягкое тонкоголосое «я» медленно исчезает в тумане мрака и ярости, унаследованных от отца.
– Вы ведь хорошо помните, что случилось с теми сенаторами, кто участвовал в провалившемся заговоре против меня.
В зале воцаряется абсолютная тишина. Кажется, я даже слышу, как капельки пота катятся по сенаторским лбам. Побледнели даже Мариана и Серж. И среди всех них стоит Анден, его лицо искажено яростью, челюсти сжаты, в темных глазах бушует буря. Он смотрит на меня, и я чувствую жуткую электрическую дрожь, проходящую через все тело, но отвечаю спокойным взглядом. Я единственная в палате готова смотреть ему в глаза.
Даже если наша капитуляция липовая, о чем не должны подозревать сенаторы, не знаю, как Анден будет с ними работать, когда все закончится.
Возможно, ему и не придется. Возможно, мы с Анденом окажемся в другой стране. Или погибнем.
И в это мгновение, сидя между расколотым сенатом и молодым Президентом, пытающимся всех сплотить, я наконец четко вижу свой путь. Я чужая этим людям. Мне здесь не место. Эта истина обрушивается на меня, словно сильный удар, мне даже трудно дышать.
Анден и сенаторы обмениваются еще парой нелицеприятных слов, а потом все заканчивается, и мы выходим из палаты нестройной толпой. Я догоняю Андена в коридоре – его темно-красная форма хорошо видна среди черных сенаторских одеяний – и отвожу в сторону.
– Они поменяют мнение, – протягиваю я ему руку среди моря враждебности. – У них нет выбора.
Он, кажется, расслабляется, пусть всего на секунду. Нескольких простых слов хватает, чтобы рассеять его ярость.
– Знаю. Но я не хочу, чтобы у них был выбор. Я хочу, чтобы они за меня стеной стояли по собственной воле. – Он вздыхает. – Мы можем поговорить наедине? Мне нужно кое-что с вами обсудить.
Всматриваясь в его лицо, я пытаюсь угадать предмет беседы и боюсь его.
– Я живу ближе, – наконец киваю я.
Мы идем к его джипу и едем в тишине всю дорогу до моей высотки в Рубиновом секторе. Поднимаемся по лестнице, молча входим в квартиру. Олли приветствует нас, радуется, как всегда. Я закрываю за собой дверь.
Ярость Андена давно прошла. Он оглядывается с беспокойством, потом смотрит на меня:
– Не возражаете, если я сяду?
– Будьте так любезны, – отвечаю я, присаживаясь за обеденный стол. – Президент просит разрешения сесть?
Анден садится рядом со свойственной ему элегантностью, трет виски.
– У меня есть и хорошие новости. – Он пытается улыбнуться, и я вижу, как ему тяжело. – Я договорился с Антарктидой.
С трудом глотаю слюну:
– И?
– Они подтвердили, что окажут нам военную поддержку – пока с воздуха, а на земле, когда мы подтвердим создание сыворотки, – отвечает Анден. – И они обследуют Дэя. В обмен на Дакоту. У меня не было выбора. Я отдаю им самый крупный штат Республики.
Сердце мое наполняется всепоглощающей радостью и облегчением и в то же время – сочувствием к Андену. Его вынудили отдать часть страны. Самый
