зубная щетка была тут тайным оружием. На корабле нашлось, где привести в порядок платье, а вот колготки уже никакому приведению в порядок не подлежали.
И туфли.
Их не было.
— У вас нету… обуви для меня?
Алина пошевелила босыми пальцами. Ногти были накрашены алым лаком, который почему-то доводил Мастера Войны до неописуемого состояния. И если это была бесчувственная плоть… То есть она была да, бесчувственна, и от этого становилось и тоскливо, и щемяще-жалко, и страшно. Но внутри этой плоти полыхал такой огонь, такой неистовый и истинно мужской характер, что совсем не хотелось застревать в печали, а хотелось — лететь вперед, к звездам — с ним.
И еще очень хотелось кушать.
— У меня нет туфель, — с явно напускной серьезностью ответил Мастер Войны. Алина теперь с легкостью определяла тени эмоций на его почти бесстрастном лице. Почти. — Могу предложить сапоги.
Принес сапоги, под которые прилагался какой-то странный гибрид портянки и носка, утягивающий икры, а потом прилежно шнуровал их. Алина не удержалась, протянула руку и погладила его по голове. Волосы были мягкие на ощупь.
— А это что? — вдруг спросила она.
Он обернулся и посмотрел.
— Это к-крабовидная туманность какая-нибудь, да? — со слабой надеждой выговорила девушка, оглядывая тянущиеся издалека темные протуберанцы.
Мастер Войны закаменел всем легким соколиным телом.
— Мы возвращаемся.
Утро начиналось неспешно; косые лучи окрепшего летнего солнца чертили длинные черные тени на асфальте.
Неизменные московские голуби прогуливались вперемешку с московскими дворниками нового стиля — оранжевыми худыми таджиками, честно и добросовестно приводящими в порядок тротуары столицы.
Звенели старые трамваи, пока еще свободно неслись автобусы в густеющем потоке авто; шли на работу первые ранние пташки — а также те, кто хотел пропустить адскую давку в городском транспорте; человекоубийство мегаполиса, стартующее ровно в восемь ноль-ноль.
Корабль медленно опускался в свое пристанище в Москва-Сити. Алина уже знала — если кому-нибудь придет на ум взглянуть в небо, будет заметно лишь слабое дрожание воздуха, будто подле костра. И легкое посвистывание антигравитационных движков.
— Утро! Утро, блин! А вы меня забрали от «Орхидеи» днем… вчера… Слушайте, точно не как в «Интерстелларе», а? На Земле не прошло семьдесят лет?
Она была смятена. Будто разом возникла какая-то странная, страшная неловкость. Алине казалось, что сейчас надо говорить, говорить, говорить — и все непременно обернется в шутку, и все будет хорошо, и то страшное, черное в хрустальной космической дали растворится как-то само собой. И не надо будет воевать, убивать, умирать.
Нет.
— Нет, Алина. Но тебе пора. Мне… пора.
Мастер Войны был собран, сосредоточен. В который раз поднял руку с заново вживленным в тонкое запястье черным браслетом пеленгатора — набрал телефонный номер. И другой. И еще.
Ни один не отвечал.
— Я думаю, Тайтингиль уже увидел ее сам…
Они приземлились, открылся входной люк, и дракон беззвучно поднял огромную морду; Алинка было шагнула к древнему ящеру… но горячая рука удержала ее за кисть.
— Готовься, ящер, — сказал Мастер Войны. — Надеюсь, ты выспался. Теперь готовься.
Альгваринпаэллир ничего не ответил. Положил громадную голову на передние лапы, демонстративно отвернувшись.
— Скорее, Алина.
Она бежала вслед за Мастером Войны по пыльным этажам вприпрыжку, задыхаясь. Сапоги оказались чуть великоватыми, но ужасно удобными. Девушка глядела на красный хвост подола — только бы не наступить! — и думала, думала, думала.
Думала.
Алинка резко тормознула, поймала Мастера за летящий алый рукав — где-то между двенадцатым и тринадцатым этажами одной из башен Москва- Сити.
