Тай сказал, что у них договор. Ну, мам, ну…
Бросила охранникам приветствие, нажала кнопку лифта. Сердце подрагивало. Любопытство и какое-то сладкое, дрожащее предвкушение зашкаливало. Гость — ушел? Или остался? Остался?
Дома было тихо, пусто. Только развороченный сервант и залитый темным диван напоминал о том, что тут было.
Алинка вздохнула.
Договор. Вот, значит, как.
Инопланетянин нашелся сидящим на лоджии. На лоджии, да, на корточках на краю полностью сдвинутого балконного остекления. Не держась. Широкий шелк Ирминой юбки полоскало ветром. Двадцать второй этаж.
— Здравствуйте, — робко сказала девочка. — Вы не ушли?
Повернул голову, как сова, носом далеко за плечо — она аж ахнула от такого трюка. И мигнул, как сова, длинно, ох, ресницы какие. И чечевицами — зрачки, как у кошки.
— Я не ушел, — сказал. — Красивый город, — кивнул на простирающуюся вдаль Москву, которую отсюда было видно как на ладони. Красный горбыль Живописного моста, разномастные башни высоток, канонические шпили МГУ и «Украины»… — Чистый воздух. Теплое солнце.
— У вас не теплое?
— Нет, — протянул он, — мое солнце выжигает дотла.
Раздался настойчивый звонок в дверь. Мама открыла бы своим ключом — значит, это Макс! Что он там хотел, поесть?
Алинка открыла. Парень стоял на пороге, пританцовывая, глаза его сверкали, руки чертили в воздухе рисунок одного ему видимого ритма.
— Привет! — почти закричал он, заключая ее в объятия. — Привет, киска!
Поцеловал глубоко, жадно, оглаживая руками по юбке, под юбкой.
— Чё тихо сидим? Музыку погромче включи, радио «Рекорд», Алин! Туса была — чума!
Снова затанцевал, глаза горели.
— Алин, Алин! Покушать дай, ну!
— Ты под кайфом опять?
Макс засмеялся громко, долго.
— Алин, ну что ты как маленькая. Я же в клубе был, там все так. Это жизнь, это жизнь тусовочная, детка, детка-а! Ну, я немножко, по выходным только, чуть. Давай тоже, мм? Мамы нет дома? И парня ее нового? Давай! У меня есть!
На стол полетел небольшой ворох пакетиков с ярко-голубым порошком, зеленой травкой и смятая пачка «Беломора».
— Я не буду. Дурак ты, Макс.
Алина отодвинулась.
Макс метнулся вперед, перехватил ее запястье.
— Ну давай, чё ты?
Она рванула руку.
— Отцепись!
Перехватил еще раз, сильнее, сжал больнее.
— Давай, дурочка! Хочешь, чтобы тебя провинциалкой называли? Ты ж не пробовала.
И осекся. И осклабился.
— Здрасте!
Алина обернулась.
Мастер Войны стоял в дверях — неподвижный, руки скрыты в длинных рукавах блузки, юбка до пола? Ох, он что, срезал вышитые стразами карманчики? Срезал, да, и даже аккуратно зашил через край…
— Подружка твоя? Прикольная. Ты что, с готами тусить начала, Алин? Эй, Малефисента, это линзы у тебя? Классные!
Макс шагнул навстречу, в упор рассматривая инопланетянина.
— А может, мы того? Втроем покувыркаемся? Мм? Девчонки?
Мастер Войны ощерился. Зубов у него оказалось поболее, чем было принято на этой планете, и Макс попятился.
— Да, давай, — недобро проговорил инопланетянин явно не девичьим голосом. — Покувыркаемся.
— Молчи, дурак, это мужчина! — встряла Алина.
Макс и так понял, что мужчина. Нелепый белоглазый мужчина в женской одежде, причем очень гламурной, свободно свисающей с тощих плечиков. Было вроде и смешно, но смех что-то не шел; в горле пересохло, и получился только вымученный хрип.
— Тогда втроем отменяется, — попытался подхихикнуть парень, пятясь. — Отвали, дядя.
