Интересно было другое.
Неужели занятия волшебством влияют на размер женской груди? Так же примерно, как они сказываются на перуновом корне мужа-волшебника. И именно по этой причине Ивина грудь оказалась столь неразвитой…
Впрочем, он тут же вспомнил мать Ясну.
Ох уж эта мать Ясна! В который уже раз она представляет собой нарушение существующего порядка вещей! В который раз бросает вызов известной любому волшебнику фундаментальной теории, объясняющей магическое устройство мира!
Впрочем, это сейчас не самое главное. Буде Мокошь пособит, рано или поздно в этом вызове мы разберемся. Тут вопрос встает поважнее – необратимы ли последствия нахождения мужской личности в девичьем теле? Или все перемены, произошедшие с ним в прошлом лете, после знакомства со Снежаной, когда-нибудь вернутся?..
Мокошь ответила на этот вопрос уже через пару минут.
Когда Свет, взяв в десницу намыленное мочалье, шуйцей коснулся Снежаниного плеча, он тут же ощутил внутри испытанное когда-то томление.
После бани закутанная в коричневый махровый халат княжна Снежана, сопровождаемая служанками, перебралась в свою светлицу, и начался новый этап подготовки к выезду.
Сначала горячими щипцами завивали волосы, потом на телеса надели нижнюю юбку, а на ноги – чулки с подвязками.
Тут Свет продолжал испытывать томление, и ему требовались некоторые усилия, чтобы не уронить полотенце или гребень.
Парадная одежда княжны висела на вешалке в углу.
Свет вспомнил ее летошнее платье – лазоревое, чрезмерно откровенное сверху, с длинным – чуть ли не до полу – кринолином.
Нынешнее, тоже лазоревое, было построже, не столь открытое, как бы намекающее на то, что извечная охота невесты на жениха уже близка к завершению, и все идет нужным чередом, не требуя излишних завлекаловок. К платью прилагались изящной формы, на высоких каблуках, синие туфельки.
Может, летошние? Те, помнится, были такие же. Впрочем, вряд ли княжна присно носит одни и те же туфли…
Когда дело дошло до украшений, томление, испытываемое Светом, исчезло и сменилось новым чувством.
Вернее – старым.
Он прикидывал, как бы ожерелье, брошь и браслеты смотрелись на его груди и руках, и отчаянно завидовал княжне.
Но, как говорится, бодливой корове боги рогов не дали!
Снежана посмотрела на свою новую служанку странным взглядом.
Похоже, она хотела задать вопрос, но присутствие Радомиры мешало. Возможно, ее интересовало известие об оказавшемся живым колдуне Свете Смороде. Во всяком случае, по первой встрече можно было сделать такой вывод. Но за прошедшие сутки она не сделала ни одной попытки узнать у новой служанки, что той известно о волшебнике. С другой стороны, княжна вполне могла подозревать в пришлой девице провокаторшу. Как говорится, и хочется, и колется…
Свет передал Радомире брошь с бриллиантом, и та взялась прилаживать блистающее украшение на левую сторону лифа.
А Свет мысленно укорил самого себя.
Вы, сударь, совсем белены объелись с вашими профессиональными привычками. Да княжне Нарышкиной, небось, и понятие такое не известно – провокатор!
Хотя кто знает, как ее изменили летошние события? Ведь должны же были изменить. Непременно!
Впрочем, ведь он сам тогда заставил ее забыть о случившемся в столице. Однако при первом появлении Ивы в доме Нарышек княжна повела себя так, будто все помнит. Да, с нею непременно след поговорить. Но с глазу на глаз. И не сегодня.
Ныне у нее и так очень непростой день. Сплошная нервотрепка!
Между тем княжна уже не смотрела на юную служанку, внимательно разглядывая в обрамленном старинной бронзой зеркале самоё себя.
И было совершенно непонятно, нравится ей отражение или нет.
А разговор всех троих свелся к обмену обычными репликами, которые используют хозяйка и ее служанки при подготовке к празднику.
Потом драгоценности сняли и спрятали в шкатулку, которую унес с собой вызванный на подмогу Некрас.
Видимо, сейчас домашний колдун Нарышек наложит на украшения отвращающее заклятье, а снова надевать их будут уже там, где состоится торжественная церемония помолвки.
Сколько времени люди тратят на всякого рода показуху!
Впрочем, так думать служанке не след…
Наконец, княжна удовлетворенно улыбнулась собственному отражению и в сопровождении обеих служанок отправилась вниз, к выходу.
Расстались они в сенях.
Князь Белояр Нарышка, одетый в черный партикулярный костюм, взял дочь под руку и повел к первому из двух разукрашенных букетами экипажей.
