казненные здесь отправляются прямехонько в тартарары без малейших проволочек. Ну и сам понимаешь: казнь здесь… не очень любима народом, хе-хе-хе. Да ведь ты и так это все знаешь, Джорек! Говорят еще, что если это милое дерево — ведь ты уже понял, что на самом деле это
Я взял протянутый хлебец и надкусил. Во рту было сухо, но я заставил себя жевать.
До Кустола отсюда было мили три, не больше. Я посмотрел поверх зубцов (они были разной высоты, но все до одного острые, как пики) — под стенами бурлила огромная вязкая масса мышастого цвета, похоже, она охватила город кольцом. Иногда она выстреливала синими разлапистыми молниями, и тогда рождался тот самый грохот, от которого в моем животе все переворачивалось. А над городом скапливались облака — темные, тяжелые, низкие, они перечеркнули матовую полосу Млечного пути (проклятие, тут был точно такой же Млечный путь!) и клубились, как густое алхимическое варево.
— Чародеи Кустола поднатужились и готовятся ударить, — сказал из-под локтя коротышка. — Ну и слава Спящему, все же смогли, все же сумели! Надеюсь, им повезет, а то и подумать страшно, что будет… Потеряем Кустол, как Моар и Кратис, а там уж и на поклон к Велерии идти придется… А что? В деревнях да замках не сильно-то отсидишься! На вот, хлебни. Не нектар, конечно, но и не яд какой-нибудь. Пей-пей, Лис, а то сам на себя не похож. Ты, кстати, как выглядел раньше? Вот эти круги под глазами, они у тебя всегда были? И впалые щеки? И этот взгляд хворой лошади? Говорят, раньше-то ты был на пол-ярда выше, и в плечах пошире, и мог за одну ночь удовлетворить два десятка женщин. Вот, думаю, брехливые слухи, а?
Я молча взял баклагу и отхлебнул горьковатой вяжущей жидкости. Что за дрянь такая? Уж явно не пиво, да и вообще не алкоголь. Какой-то химический отвар, три четверти «Юпи», два «Зуко» или еще какой дряни под названием «Сок сухой растворимый» из моей юности, три ложки соды, соль и перец по вкусу, все вскипятить на водяной бане и дать настояться. Пить маленькими глотками, преодолевая отвращение. Рыгать — по желанию. Впрочем, я настолько хотел пить, что выхлебал половину баклаги, прежде чем меня передернуло, жидкость вязко колыхнулась в желудке, но я усилием воли удержал ее внутри.
— Антидот, — пояснил Рикет, тряхнув сальными патлами. — Против глейва. Надо пить до, во время и после. Тебе, правда, пить уже поздновато, но хоть силенок прибавится. Пей все, мне это пойло без надобности, — он хитро прищурился, — у меня свои секреты.
Внезапно от бурлящей массы отпочковалось вытянутое, похожее на кляксу пятно.
Рикет привстал на цыпочки, всмотрелся и застонал:
— Нет, нет, только не сюда! Только не сюда, помоги нам Спящий! Только не сюда-а-а!
Разумеется, пятно направилось именно «сюда». После стольких пинков судьбы я бы очень удивился, направься пятно в другое место. Похоже, я начинал, как магнит, притягивать неудачи. Проныра стремительным движением отобрал флягу и сделал несколько жадных глотков, приплясывая, как человек, которому приспичило в метро.
— Ва-а-ако! К нам в гости прется имагон! Ой, нехорошо! Ой, плохо! А я думал, пересидим тихо. Как же он увидел? Как почувствовал? Ой, я как знал, нельзя было сегодня вставать с левой ноги!
Вако оказалась рядом, привстав, всмотрелась в сумрак. Кивнула. Обернулась и взглянула на меня — мрачно.
— Щусенок сказал правду. Собирайся, остроухий, тебе быть на первом рубеже нашей обороны.
Лицо Рикета исказила глумливая усмешка.
— Ох-х, Джорек по прозвищу Лис, теперь уж мы будем драться без шуток да прибауток! Ух-х, ох-х! Умоемся красным и уйдем со вкусом, верно?
Я с размаха двинул ему в зубы.
32
Удар вышел хлипкий, просто беспомощный тычок, а не удар, до того я ослабел. Рикет нырнул под мой кулак, отпрыгнул и ухмыльнулся совершенно беспардонно. Выражение его лица получилась до того обидное, что в моей груди вновь зажглась яростная злоба.
Она же и прибавила мне сил, да и проворства накинула немало.
Я поймал воренка шлепком ладони в ухо, другой рукой схватил за воротник, поднял, встряхнул и саданул пудовым кулачищем под ложечку.
Ну а затем проделал такое, что раньше — еще в бытность мою простым Тихой Громовым — повергло бы меня в состояние шока.
Я сграбастал коротышку поперек туловища и швырнул его в неразлучную парочку — Лейна с Осменом, благо, оба отирались поблизости. Тело прощелыги врезалось в солдат и, судя по звуку, сшибло их с ног — я не смотрел, уже занимался другим делом — бил в скулу многострадального Торке, чей удивленный и растерянный взгляд навсегда отпечатался в моей памяти. Затем оприходовал Башку, легко, дабы обездвижить на несколько мгновений.
Вако оставалась на закуску. Опасная рана приглушила ее реакцию и скорость: она попыталась выхватить меч, потянула его из ножен. Вероятно,