Гелисворт, обнажил до половины лезвие, полюбовался радужными отсветами, заигравшими на стене.
— А я так и не смог его вытянуть, — признался Яким, — хоть и пробовал вчерась…
— И не получится, — пояснил я, пристраивая клинок на место, — этот меч лишь хозяина признает.
— Уразумел. Готовы? Пошли к порубу, хочу на дочь поглядеть…
Мертвый страж лежал там же, у подернувшихся серым пеплом углей костра, ноги второго торчали из кустов. Староста нахмурился, но, не прикоснувшись к трупам, быстро шагнул к двери погреба.
— Доча, ты тама? — спросил он, благоразумно не открывая вход.
— Тут, батюшка! — раздался чистый девичий голос, так не похожий на ночное воркование.
— Ты это… кусаться не будешь? — на всякий случай уточнил Яким. Понимает, к кому пришел, значит, глупостей не наделает.
Я пинком вышиб из-под двери приставленное вчера сынулей бревно, снял засов.
— Ну, отец-героин, заходи! И да хранит тебя Мастер…
Яким молча шагнул в темень погреба, я тут же закрыл за ним дверь. Какое-то время все было тихо, а потом староста позвал:
— Все добре, спущщайтеся.
Нана сидела в углу, обрывки веревок валялись повсюду, а девушка в изодранном сарафане тихонько баюкала на руках младенца. Длинная ссадина на виске за ночь опухла, на лбу красовалась огромная шишка, но глаза ее светились тихой радостью.
— Он жив, он жив, он жив… — приговаривала она, качая малыша. Розовый комочек, завернутый в обрывки подола, деловито сосал грудь. — Лукас жив…
— Жив он, — поспешил уверить девушку Ромка, — жив. Все у вас будет хорошо.
Яким угрюмо зыркнул на Рому, но смолчал. Как день ясно, не одобряет такого зятя, но тут уж пусть сам выкручивается.
— Вот что, доча. Неча тута сидеть, дитя студить. Домой пошли. И вы, Хайверги, тоже идемте. За мной должок, отдать надоть поскорее, пока остальные не мешают…
Дома староста поставил на печь здоровенный котел с водой, усадил Нану на лавку и повел нас в сарай, предварительно вручив две объемистые переметные сумы. Я тут же перекинул свою ношу через плечо — тяжелая, зараза! Ромка последовал моему примеру.
Из-за закрытых дверей строения доносилось слабое блеяние.
— У меня лучшие гаджи в деревне, — с мрачной гордостью произнес Яким, входя в помещение.
Звери радостно заскакали, приветствуя хозяина. Н-да… Я-то думал, что гаджи — это вроде лошадей или на крайний случай — лам. Ага, держи карман шире! Оказалось, больше всего гаджи оказались похожи на немецких догов, только ростом с тех же коней и с короткими щетками грив. Один черный, второй — тигрового окраса.
Один из этих зверей запрокинул голову и издал уже знакомое нам блеяние. Я выпал в осадок. Но тут гадж зевнул, широко раскрыв пасть и продемонстрировав набор внушительных клыков. Смеяться расхотелось. И на
— Ну вот, — сказал Яким. — Черный — это Игги, полосатый — Сарни.
Я подошел знакомиться к черному Игги. Похлопал по шее, погладил морду. Чудище заурчало, как сытый кот.
— Надо же, ты ему понравился, бать.
— Вот и отлично. Тем более что с такими скакунами нам даже эррхарги не страшны!
— Это вряд ли, — усмехнулся староста, — трусливые дюже.
— Хищники, и вдруг трусливые? — не поверил Ромка.
— Так это домашние гаджи. С дикими лучше не встречаться. Там в сумках для них еда, — махнул рукой Яким на объемистые мешки, укрепленные позади седел, — кормите утром и вечером. Дня на три хватит. Они, конечно, могут и сами поохотиться, но поначалу лучше не отпускать, пока к вам не привыкнут.
Я заверил, что мы в точности выполним его инструкции, а староста вдруг отвел глаза в сторону.
— Теперь уходите, Хайверги, и быстро! За убитых кто-то должон нести ответ, так что сами понимаете…
По деревне без названия мы промчались ураганом и, выскочив за ворота, понеслись прочь, оставив ее за спиной.
ГЛАВА 12
Верховая езда на гаджах имеет ряд особенностей: например, они высоко подкидывают зад, из-за чего седока постоянно трясет. То еще родео! Я
