Мне есть ради кого жить, даже если жить ради себя уже не хочется. Это заставляет идти до конца, переступать грань, когда кажется, что сил уже нет.
Маша, как никто другой, умеет ждать и помогать. Всем. Кому делом, кому добрым словом. Она верила, что мы вернемся, когда наш отряд накрыла снежная буря, когда мы ходили на «дальняки» – в «Гудок», как мы называли войсковую часть радиотехнической разведки города Климовска, за «ништяками».
Наверное, ее молитвы были услышаны, и мы, обмороженные, но живые, вернулись в Убежище. Я отлично помню тот день, когда она сказала мне, что ждет ребенка. Мы уже и не надеялись. Еще одно доказательство того, что жизнь всегда пробивает себе путь. Мы были счастливы. Если бы не одно «но»… У Маши стало резко падать зрение. Никто не знал почему – сказалась беременность или страшный удар затылком о бетонный пол. Она и так страдала страшными головными болями, от которых не спасает даже «химза». В такие дни Маша лежала на барачной койке и глухо выла в подушку, стараясь не шевелиться. Может быть, одно наслоилось на другое, но на восьмом месяце вынашивания нашего дитя она ослепла окончательно.
Теперь Маша различает лишь свет и тень, а это значит, что ни ей, ни ребенку без меня в Убежище не выжить…
«Тень… – эхом разносится у меня в голове шепот. – Тень! – крик заставляет меня вынырнуть их сумрака воспоминаний. – Тень!!!» – вопль разрывает мозг на части.
Я точно знаю: мне нельзя подыхать. Значит, остается только одно – бороться до конца. Что бы ни случилось – до конца…
Я открываю глаза. Моргаю, стараюсь рассмотреть, куда меня притащили каннибалы. Вижу, что под низким каменистым сводом сиротливо висит, коптя черным дымом, масляный светильник. Огонек, трепеща как бабочка на ветру, дает мне рассмотреть дальние углы пещеры.
Я лежу, прикованный цепями к каменной глыбе, в которой выдолблены углубления в форме человеческих тел. Кольца вбиты на совесть, не вырвать. Стены покрыты склизким налетом из буро-зеленых водорослей, чьи пряди, как мне кажется, едва заметно шевелятся.
«Странное место, – вяло думаю я. – Совсем не похоже на каннибалов. Больше напоминает какой-то жертвенный алтарь, и я, соответственно, – главная жертва. – Сглатываю вязкую слюну. Странно, но страха нет. Есть лишь осознание того, что надо что-то делать. – Раз меня не прикончили сразу, значит, я им нужен. Скорее всего, будут пытать. Исход в любом случае один – смерть. Сделать я пока ничего не могу. Оружия нет. Да и отсюда не убежать. Лишь одна надежда – та странная старуха, которую я мельком видел. Кто же она?»
Слышу звук шагов. Жду, глядя в черный зев туннеля. По стенам пляшут язычки пламени. Теряясь в догадках, кто это может быть, я чуть приподнимаю голову и к своему ужасу замечаю, что пол вокруг постамента запятнан бурыми пятнами.
«Кровь! Значит, точно жертвенник. Черт, хуже не придумаешь, подохнуть вот так – зарезанным ублюдками, потерявшими человеческий облик».
Из прохода выныривает ссутуленная фигура в накидке с капюшоном. Опирается на клюку. Видимо, это та самая старуха. В другой руке у нее факел. Она обходит пещеру по кругу, поворачивает голову, скидывает капюшон. По плечам рассыпается множество тонких седых косичек. Старуха высоко поднимает факел, вытягивает его вперед, словно заслоняясь от меня огнем.
Я щурюсь, пытаясь рассмотреть ее лицо. Она подходит ко мне, прислоняет клюку к алтарю и говорит:
– Ну, здравствуй, Тень!
Я вглядываюсь в старушечье лицо, обезображенное шрамами и глубокими морщинами. Образ, похороненный столько лет назад, восстает передо мной. Этих пронзительных, колких глаз небесной синевы мне не забыть никогда.
– Эльза?! – выпаливаю я. – Это ты?
Старуха кивает.
– Признал, значит, – довольно улыбается она. – Что, сильно изменилась?
Я не знаю что ответить. Слов просто нет. Кроме «Ты до сих пор жива?!» Вроде знакомые черты, но все же эта старуха – не совсем Эльза. Что-то неуловимо изменилось в ее лице. Даже не знаю что. Скорее всего – взгляд. Он стал другим. Взгляд человека, который многое повидал в жизни, а главное, многое переосмыслил. Так смотрят, как мне кажется, только безумцы. Эльза точно прощупывает меня, пытаясь заглянуть в голову, стремясь понять мысли. Я почти физически ощущаю холодное прикосновение незримых рук к затылку.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, – прерываю я молчание. – Сколько лет мы не виделись?
– Много, – тихо отвечает старуха. – С тех самых пор, как… – Эльза тщательно подбирает слова, – меня изгнали из Убежища.
– Я думал, ты сама ушла, – говорю я. – Я, конечно, тогда еще молодым был, и…
– Каждый верит в то, что хочет услышать, – прерывает меня Эльза. – То, что мы пережили вместе, изменило и меня, и тебя. Помнишь, мы с тобой условились: если что, мне будет куда уйти.
– Я сдержал свое слово, – замечаю я. – Про тот подвал никто не знает. И я никогда туда не приходил, чтобы случайно не вывести на него кого- нибудь.
– Знаю, – устало кивает старуха. – Было бы по-другому, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
Я смотрю в глаза Эльзы, пытаясь понять, к чему она клонит.
– Страшно? – неожиданно спрашивает старуха. Она наклоняется надо мной, и я чувствую ее тяжелое дыхание. Светит мне в лицо факелом. – У нас мало времени. А поговорить надо о многом. Поэтому слушай и не перебивай.
