на телик по всей Европе! Я в прямой эфир, конечно, не сильно верю, знаю цену всем этим «демократиям»… Однако чем черт не шутит? И тогда, при злокачественном развитии ситуации, у них там, в Европах, до революции может дойти! На тему «наши правительства нам всё врали»! А виноваты будем мы!
– Ну уж прямо до революций…
– Они там на всю голову больные, в своих бельгиях, так что всё возможно, – убежденно сказал Капелли, и я решил, что человеку с итальянской фамилией виднее.
– Ну уж падение правящих партий – это запросто, – сказал Литке, немного успокаиваясь. – И тогда пойдут прахом все наши договоренности, все контакты с должностными лицами… Так вот: в этом случае Первый мне такого пенделя выпишет, что… что даже представить себе не могу, какого. Да и вы не уцелеете, в случае чего…
До меня потихоньку начало доходить, в событиях какого масштаба мы с Тополем принимаем участие. Можете смеяться, но раньше не доходило.
Помрачнел и Тополь, еще одна пешка в большой игре.
– Но ведь можно повернуть и иначе! – вдруг сказал Костя, по-змеиному прищурившись, знал я этот прищур. – Мы не прячем Аквариум, а наоборот – показываем его всему миру! И публично объявляем его собственностью России! Видео с нашими физиономиями на фоне инопланетных артефактов льется широкой рекой по всему интернету, по всему эфиру. Все мы становимся героями национального масштаба. И никакой Первый, Густав Рихардович, вас уже в лесополосе не прикопает… Эту трещину, в которой валяется пол-Аквариума, назовут ущельем Литке. А отметку 985 на кряже – пиком Капелли!
Капелли вымученно улыбнулся. Мол, всю жизнь мечтал.
– Нет, я серьезно! – продолжал Тополь, входя в остапбендеровский раж. – Рано или поздно секретность вокруг Космодесанта всё равно разлезется, рухнет… И кто может поручиться, что это произойдет при столь же благоприятных для имиджа России обстоятельствах, как сегодня?
– Ну и что ты конкретно предлагаешь? – устало вздохнул Литке.
– Конкретно: мы с Пушкаревым и Капелли прямо сейчас отправляемся в Аквариум. Найдем там что-нибудь этакое, умопомрачительное… Мы сталкеры, нам не впервой. Принесем вам… Вы напишете начальству: посмотрите, какой жирный хабар, крайне неразумно для пользы страны им пренебрегать! Ну а потом уже по обстоятельствам… Я вам говорю, они там в правительстве все жадные!
Литке молчал с минуту, глядя в пустоту у себя между ступнями.
Наконец он решительно поднял глаза на Тополя.
– Ну так. Даю вам час… Нет, два часа. В это же время мы с Благовещенским и Полозовым всё равно начнем плановую подготовку к подрыву Аквариума. На всякий случай… А там – и в самом деле, поглядим по обстоятельствам.
Когда мы прошедшей ночью оставляли Аквариум после работ по извлечению биопринтера, он, при всей своей чужеродности, уже начал казаться мне чем-то близким и понятным. Классический случай любви через привыкание.
Но стоило нам подойти к нему при свете нового дня, и стало ясно, что перед нами – чуждый, нашпигованный ловушками и опасностями некроорганизм.
Мы с Тополем ощутили укол опасности одновременно.
А вот Капелли – тот продолжал шагать вперед как ни в чем не бывало. Разве только не насвистывал!
Андрей как будто не замечал подозрительных вибраций в глубине входного проема, на месте демонтированной нами вчера плиты обшивки…
И тут до меня дошло: да он в самом деле не замечает! Просто потому, что не видит! А я – я вижу! Потому что у меня другое зрение, чувствительное к цепочечному излучению!
– Андрей, стоять! Ни с места! – выкрикнул я.
– Что? Что случилось?
– Мы сюда не пойдем, – сказал я нарочито скучным голосом. – Тут… тут нехорошее что-то.
Между тем Тополь, который, оказывается, подготовился к нашей вылазке совсем по-сталкерски, достал из кармана пригоршню гаечек.
Без лишних слов он точным броском отправил одну из них в центр зловещего призрачного мерцания.
Гаечка добралась до аномалии, но вместо того, чтобы ме-е-едленно (а на Марсе всё происходило медленно!) упасть, она, напротив, пошла по спирали вверх…
Там, в полутора метрах над поверхностью, гайка застыла, завертелась вокруг своей оси… Я как зачарованный смотрел на нее – и вся моя бестолковая молодость в чернобыльских чащобах смотрела вместе со мной.
Вертясь, гаечка, однако, не думала замедляться. Напротив, ее темп вращения становился все более бешеным. Посверкивая гранями, которые постепенно слились в одну сплошную полосу, гаечка поднялась еще сантиметров на тридцать, зримо накалилась, как будто ее горелкой подогрели, и… Бац! Разлетелась в стороны несколькими стальными плевками!
– Ни хрена себе, – сказал Капелли.
– Вот именно. И по этой причине первым должен идти я.
