Еще несколько шагов. Человек остается неподвижен. Жив ли он? Может, это пугало? В смысле, очередной Вольдемаров муляж.
Стон опровергает это предположение.
Живой человек. По крайней мере – пока.
Под ногой хрустит камень.
Замираю.
Голова поднимается.
– Федя?
В коридоре больше никого нет, поэтому я решаюсь показаться.
– Кто это? – голос полон муки и страха.
– Я, Федя, – говорю, приближаясь.
– Ты? – тяжело сглотнув, морщится парень. На скуле краснеет внушительный кровоподтек. На ребрах густая сеть кровоточащих рубцов – следы плети.
– За что тебя? – участливо интересуюсь я.
– Тебе-то что? – огрызается парень, недобро кривя губы.
– Ну…
– А ты как здесь оказалась? – В глазах Феди появляется подозрительный блеск.
«Сказать – не сказать?» – мечется в голове.
– Ты убегаешь!
– Федя, не кричи.
– Освободи меня, – срываясь на шипение, требует парень.
– Я пришлю помощь сразу же, как только доберусь до людей.
– Стой, сука! Или ты освободишь меня, или никуда не пойдешь.
– Тише, – взмолилась я, поднося пальцы к губам.
– Освободи или я буду орать!
– Но послушай, у меня нет инструмента, чтобы открыть замок…
– Не отходи от меня! Пили цепь.
– Это слишком долго. Кто-то может войти сюда и обнаружить меня.
– Я готов пойти на такой риск. А теперь заткнись и пили. Вон ножовка.
У противоположной стены стоит шкаф, возле которого свалены кучей грязные сапоги, а на полках лежат без видимой системы разнообразные предметы. Тут и спиннинг с блестящей катушкой, и термос, и даже подшивка «Комсомольца Донбасса» двадцатилетней давности. Не сразу, но мне удается обнаружить пилу.
– Она же по дереву.
– Плевать. Пили, шалава.
– Но…
– Пили… Без меня ты отсюда не уйдешь. Уж лучше я помешаю тебе сбежать – может, наградят.
– Хорошо, – едва слышно выдыхаю я, опустив руку в карман. Пальцы ложатся на рукоять ножа. – Хорошо.
– Давай же, не тяни!
Сглотнув желчь, подступившую к горлу, бью Федора в горло. Тупое лезвие скрипит, погружаясь в плоть.
– Ай! – Сунув пальцы свободной руки в распахнутый рот парня, душу крик в зародыше. Слизкий и горячий язык проталкивается между средним и безымянным пальцами – меня передергивает от отвращения.
– Урод! Урод! – бесшумно ору я, сглатывая слезы и нанося удар за ударом. В лицо, в грудь, в живот – куда попаду. Кровь тучными брызгами летит во все стороны: на стены, на пол, на меня.
Засунутую в рот руку пронзает боль, явственно трещит кость. Чтобы не закричать, впиваюсь зубами в небритую щеку. Брызжущая в такт биению сердца из рассеченной вены, кровь тугими струями бьется в правый сосок. Он напрягается, и в какой-то момент я испытываю возбуждение. Потрясенная до глубины души, отскакиваю.
Пальцы, оставив куски кожи на зубах, вырываются на свободу.
Взгляд встречается с глазами Феди.
Время замирает.
Окровавленные губы дрожат, силясь выпустить на свет слово, но вместо этого из искромсанного горла вырывается поток рвоты вперемешку с кровавой
