В очередной раз проходя мимо, надсмотрщик бросает на меня более пристальный, нежели ранее, взгляд.
Напрягаюсь, но он движется дальше.
Попробовать позвать еще раз?
Но излишняя навязчивость раздражает, а мне этого не нужно.
Жду.
Выпитый за завтраком чай просится наружу, терплю. Раскорячившаяся над ведром девушка – не самое эстетично привлекательное зрелище, да и стыдно.
Где-то через полчаса Мордоворот останавливается у решетки.
– Если хочешь, – протягивает он томик, – можешь взять.
– С удовольствием, – вскакиваю я. – А можно?
– Бери.
– Ой, большое спасибо, Петр Евгеньевич.
Разворачивается и уходит прочь.
Увесистый томик приятной тяжестью лежит на ладони. Обнадеживающий жест.
Скрипит кресло.
Решив, что Мордоворот расположился отдохнуть, снимаю крышку с отхожего ведра.
Какое облегчение!
Как трудно приходится тем узникам, чьи камеры расположены напротив комнаты надзирателей. Либо терпи до ночи, пока свет притушат, либо наступай стыду на горло.
Сев на кровать, открываю книгу.
Глаза бегут по строкам, цепляясь за страшные слова «смерть», «убей».
А в голове вертятся идеи, как лучше потом отдать прочитанную книгу. Процитировав что-нибудь на память и попросив еще? И когда? Не слишком долго, а то подумает, что не читаю, а просто взяла, но и не слишком рано, чтобы не возникло мысли, что просто пробежалась глазами, не получая удовольствия от прочитанного.
Прислушиваюсь.
В Нинкиной камере скрипит стул. В минуты плохого настроения подруга начинает качаться на стуле, удерживая равновесие на двух ножках. Привычка еще со школы. Мне она прекрасно известна, недаром два последних года за одной партой просидели.
С другой стороны доносятся ритмичные вдохи-выдохи.
Боксер тренируется.
Пару раз, возвращаясь в камеру, замечала, как он отжимается. Раз за разом, словно заведенный, до той поры, пока обессиленно не растянется на полу.
Несмотря на довольно толстый ковер, от камня тянет холодом. Поджав озябшие ноги, кутаюсь в халат.
В камерах всегда свежо, но под землей должно быть значительно холоднее. Может, здесь в систему вентиляции подают подогретый воздух? Но тогда как он попадает в камеры? Что-то вентиляционных решеток не видно. Из коридора тянет? Почувствовала бы. Значит, в самой камере должен быть подогрев. Не может ли оказаться за ковром, закрывающим стену, выхода из вентиляционной системы? Тогда не нужно будет искать способа проникнуть в комнату Мордоворота. Но лишь в первый миг такая возможность кажется мне реальной, уже в следующую приходит понимание полной ее абсурдности. Если в камеры и подается подогретый воздух, то не через трубу полуметрового диаметра, а через маленькие трубки.
Но проверить стоит. Глупо отбрасывать мысль только потому, что она кажется нелепой. Если есть хотя бы одна миллионная шанса…
По-прежнему держа перед глазами книгу, поднимаюсь и иду к дальней от входа стенке. Если вентиляция где-то и есть, то здесь. Расстояние между камерами слишком для этого незначительно: кладка в два шлакоблока.
Прислоняюсь спиной.
Прохладно.
Настороженно ловя малейший шорох, опускаю руку и ощупываю ковер за спиной. За слоем мягкого ворса чувствуется твердость камня. Сдвигаюсь влево. Повторяю процедуру. При этом томик поэзии Ницше перед глазами, на лице маска одухотворенной задумчивости. По крайней мере именно такое впечатление, по моему убеждению, должны создавать небольшая складка между бровями и прищуренные глаза.
Проверив почти половину стены на свой рост, задумываюсь, как проверить тот участок, до которого не достать с пола. Все возможности слишком рискованные. Если увидят надзиратели, придется объяснять. А как?
Хлопает дверь.
Поспешно возвращаюсь на кровать. В эту часть подземелья случайные посетители не ходят.
