– Да, кто сейчас французский учит… практичнее английский освоить, а перспективнее – китайский.
Улыбаюсь, показав, что оценила шутку.
Глядя на его лицо, можно предположить, что это, возможно, была и не шутка.
Еще глоток.
Мордоворот доливает себе вина, предлагает обновить мне.
– Благодарю, – отказываюсь я. – Пока не нужно.
– Не желаете поделиться со мной мыслями о литературе?
Ну, прямо литературный вечер в салоне девятнадцатого века.
– Конечно. Вот вы говорили, что художественная литература должна читаться легко…
– Не совсем так, но, по сути, верно.
– Так вот, – продолжаю я, держа за хвост ускользающую мысль, – легкость чтения ведь у каждого своя. Многие считают легким чтением бульварные газеты, а для некоторых и энциклопедия перед сном – словно сказка на ночь.
– Продолжайте, – подбадривает собеседник.
– Но назвать газетные статьи художественной литературой нельзя.
– Почему?
– То есть? – несколько растерянно спрашиваю я.
– Возьмем, к примеру, статью о каком-нибудь политике.
– Ну… давайте.
– Чем не социально-фантастический рассказ с элементами триллера.
– Но в рассказе вымысел…
– А в статье тоже. Как и фантаст, журналист применяет свое воображение, чтобы изобразить события, которые происходили либо которые как бы происходили, под таким углом зрения, чтобы донести до читателя точку зрения автора. И совершенно не важно, его ли родная эта точка зрения или с нее он смотрит за определенную сумму денег.
– Как-то ловко вы переворачиваете все с ног на голову, Петр Евгеньевич.
– Просто пытаюсь думать, а не принимать на веру то, что кто-то когда-то произнес как истину, – с некоторым пафосом произносит Мордоворот.
– Но…
– Небольшой пример.
– Прошу.
– Возьмем белый лист бумаги. Я ткну в него пальцем и скажу – черное. А кто-то скажет белое. Кто прав?
– Конечно, тот, кто сказал белое, – ответила я.
– Это вы так думаете. А на самом деле мой палец вымазан в чернилах, и если я его уберу, то останется черное пятно. Так что то место, куда я указывал, – черное. Вы согласны со мной?
– Вроде бы и не совсем, но доводов против подобрать не могу, – признаюсь я, виновато улыбаясь.
– А между тем, – изображает улыбку собеседник, – могло статься так, что чернила высохли и лист остался девственно белым. И тогда прав был бы не я, а тот, второй.
– Но как узнать…
– Элементарно. Заставить убрать палец. И тогда уже спорить. Но к сожалению, инерция мышления…
Замолчали.
Везет мне на гениев в последнее время. Один художник, второй философ.
Я, медленно откусывая, смакую шоколад, Мордоворот потягивает вино.
Прикрыв глаза, из-под ресниц рассматриваю вентиляционную решетку.
На нее, родимую, вся надежда. Побег в классическом исполнении отменяется. Если мне не удалось Вольдемара подбить на прогулку за пределы подземелья, то с атлетическим любителем поэзии такой вариант можно даже не рассматривать.
Выкрасть ключ и выскользнуть ночью?
Как вариант, но где гарантия, что на связке у него есть нужный. У Вольдемара же не было. Может, вообще он только у Великой Екатерины. Да и напоить такого лосяру…
Значит, путь к свободе лежит через вентиляционную шахту.
Вот только как подобраться к ней?
Вариантов несколько, как мне видится.
