Пытаюсь вырваться, но на ноги наваливается непомерная тяжесть.
Еще одно тело врывается в тесное пространство палатки.
От возмущения задыхаюсь, не сразу осознав ужас происходящего.
Лишь когда рывком с меня срывают штаны, я пытаюсь заорать. Но крик захлебывается, так и не родившись. Разбив губы в кровь, в рот мне заталкивают край одеяла.
Навалившееся на грудь тело не дает вдохнуть, от боли в безжалостно расплющенных сосках слезы бегут ручьем. Язык скользит по щеке, уху…
Ноги рывком запрокидывают вверх, так что колени упираются в спину Федору. Пальцы жадно исследуют отверстия, сминая и царапая плоть.
Бьюсь, как попавшая в силки птица. Неистово, отчаянно, но совершенно безрезультатно.
Трусики врезаются в нежную кожу, ткань трещит.
Мочку обжигает укус.
Сквозь заволакивающую сознание пелену страха и боли слышу дрожащий от похоти шепот:
– Давай быстрее!
Навалившаяся тяжесть до хруста сминает изогнутый и напряженный, словно натянутый до придела лук, позвоночник, прорывается сквозь кольцо сжатых мышц…
Ослепнув от боли, проваливаюсь в беспамятство. Последнее чувство, которое успевает идентифицировать мозг, – отчаяние.
4. Поиски Нинки
Трудно найти сравнение, которое даст представление о состоянии, в котором я пришла в себя.
Ужасное, мерзкое, разбитое… – все вместе и каждое по-отдельности во сто крат сильнее, чем способны выразить слова.
Истерзанное тело болит, а душа и того хуже.
Прикоснувшись к пояснице, невольно отдергиваю руку. На пальцах повисли густые холодные капли.
От омерзения вздрагиваю.
– О боже!
Призрачная надежда, что все случившееся ночью мне приснилось, исчезает. Эти кошмарные события произошли наяву.
Позевывая, поднимается Боксер. В проникающем сквозь приоткрытый полог палатки свете белеет его задница.
– Пора вставать, – говорит он.
– Ага, – соглашается Федор. – Пошли покурим?
– Пошли.
Слушаю их разговор и не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Как?! Как они могут вести себя, словно ничего не случилось? Неужели они были так пьяны, что ничего не помнят?
– Ладно, отдыхай, – оскалился Федор, натягивая спортивные штаны и доставая из рюкзака штормовку. – Ты потрудилась ночью с отдачей.
«Он все помнит», – понимаю я. Волна жара прокатывается по телу.
Потягиваясь, парни выползают из палатки.
В последний момент бывший приятель поворачивается и с угрозой произносит:
– Ничего не было, поняла? Побежишь в ментовку – пожалеешь.
– Боже мой, какой урод!
– И кстати, Нинка говорила, что ты со мной решила порвать? Так вот, это я посылаю тебя, шалава!
От злости перехватывает дыхание. Если бы в этот момент в руках оказалось оружие, не сомневаясь ни мгновения, я разрядила бы обойму в эту ухмыляющуюся рожу.
Но уже в следующий момент на смену злости приходит стыд. «Боже мой, если кто-то об этом узнает!»
Предательские слезы текут по щекам. Зарывшись с головой в покрывало, закусив кулак, я реву, глотая сопли и текущую по костяшкам кровь.
– Это твои плавки? – басит Максим. – Лови!
– Мокрые.
– Сейчас солнышко припечет, мигом высохнут.
– Макс, а тебе не холодно? Я и в костюме озяб.
– Прохладно. Сейчас оденусь.
Обмениваясь репликами, парни бродят по бережку.
– Сейчас бы кофейка под сигаретку, – зевает Федя.
– Сейчас Нинка приготовит, – говорит Максим.
– Так она, наверное, еще спит.
