рассмотреть силуэт удаляющегося человека. Вольдемар. Его трудно спутать с кем-либо иным.
Окрикнуть сынка Великой Екатерины я не успеваю. Свет исчезает за поворотом, скрипит дверь. Меня поглощают мрак и тишина.
Спустя какое-то время начинает казаться, что никто не приходил, не разглядывал меня при свете фонаря.
В очередной раз дернувшись при неосуществимой попытке сглотнуть, я понимаю, что ужасно хочу пить. Хотя бы глоточек, чтобы смочить горло. Жажда еще не стала нестерпимой, как случилось бы, окажись я в пустыне, но она подтачивает остатки сил.
К видениям добавляются галлюцинации: звуки капели, журчание подземного ручейка, топот человеческих ног…
Встрепенувшись, я понимаю, что это не видение. Держа в руке лампу, прототипом которой послужила, несомненно, «летучая мышь», из-за поворота показывается человек. Мелькнувшая было надежда сменяется ужасом.
Стоя на коленях, я смотрю ему в глаза.
Карлик.
По телу словно ток проходит.
Господин Кнут приближается и, не говоря ни слова, опускает фонарь на землю. Так же неспешно снимает с пояса плеть и принимается бить. Отсчитывая удары и сопровождая нравоучениями:
– Повиновение. Раз.
– А-а!
– Не пробовать сбежать. Два.
– Аа-а!
– Повиноваться. Или это уже было? Не будит лишним напомнить. Три…
Плеть безжалостно рвет кожу.
После седьмого удара кричать я уже не могу, лишь вою на одной ноте.
Десятого не помню. Организм не выдержал издевательств и позволил сознанию погрузиться в милосердное беспамятство.
Сколько оно продлилось, не знаю. Наверное, долго. К жажде добавились рези в пустом желудке.
Мышцы от пребывания в неудобном положении одеревенели и отзываются на команды мозга, словно чужие.
На затылке появляется волдырь, натертый ошейником.
Сколько я здесь?
Возвращается крыса. Воспользовавшись моей неподвижностью, она взбирается на ногу и принимается обнюхивать окровавленный бок.
Пытаюсь сбросить нахалку локтем. Промахиваюсь, дергаюсь, теряя равновесие.
Цепь, натянувшись, останавливает падение, ошейник врезается в горло.
Крыса, недовольно пискнув, убегает прочь.
Опять одиночество.
Хотя крысу и нельзя назвать компанией, но, если сравнивать с карликом… выбор не в пользу последнего.
Стоять на коленях сил больше нет, и я висну на цепи, просунув под ошейник пальцы, чтобы сталь не врезалась в шею так сильно.
Я понимаю, что нужно подняться на ноги и немного походить. На месте, большего цепь не позволит, но сил встать нет. И не только физических, в первую очередь моральных – я не могу заставить себя попытаться сделать это.
Когда в очередной раз появляется карлик, я лишь зажмуриваю глаза.
До первого удара.
После второго я визжу, срывая голос и извиваясь, пытаясь защитить груди, живот.
Кончик плетки впечатывается в сосок, неимоверно сильная боль перехватывает дыхание. Захрапев, словно раненный навылет зверь, без чувств обвисаю на цепи.
Очнувшись, с трудом понимаю, что еще жива. Грудь припухла, жжет, каждый вдох дается с трудом. Поэтому свет фонарика я замечаю не сразу.
Словно в замедленном кино, приходит понимание, что это нанес визит Вольдемар. Стоит, рассматривает.
Пробую позвать его:
– Воды…
Едва ли он расслышал стон. Я и сама-то, признаться, не уверена, что издала его.
Пятно света сползает с груди на живот. Где-то на дне сознания мелькает мысль, что нужно прикрыться рукой, но дальше этого дело не идет. А вот следующий импульс заставляет меня действовать.
Ведь карлик запросто может замучить до смерти. А Вольдемар… он подсматривает за мною, и он может помочь. Если захочет. Нужно сделать, чтобы захотел.
Плохо соображая, что делаю, действуя скорее на голых инстинктах, подаюсь навстречу пятну света и немного развожу колени в стороны.
