крохотный глоток. Бережно, словно драгоценность, прячет бутылочку и достает из другого кармана железную фляжку. Делает глоток побольше. Довольно ухнув, утирает навернувшиеся слезы ладонью. Фляжка ложится рядом с ведром.
– Так-с, приступим.
Из холщовой сумки, которую я раньше не заметила, незнакомец достает пластиковую коробку, упаковку ваты, бинты и перехваченные резинкой полоски лейкопластыря.
– Ты, наверное, пить хочешь? – задумчиво произносит алкаш, извлекая на свет божий литровую бутылку столовой воды при условии, что содержимое пластиковой емкости соответствует надписи на этикетке.
Я постанываю от желания.
Вожделенное горлышко касается губ. Вода льется в рот.
Не сумев глотнуть, я поперхнулась и уткнулась лбом в пол в приступе выворачивающего наизнанку кашля.
– Осторожнее надо, – укоряет меня незнакомец. – Давай, вот так, по маленькому глоточку. А теперь обождем малость, пускай организм подстроится. Я пока спину тебе подлатаю.
И, не обращая внимания на попытку дотянуться до воды, силой прижимает мои руки к бокам.
– Не двигайся, а то попрошу Господина Кнута Ивановича подержать.
Вздрогнув от ужаса, замираю.
Достав из коробки ампулы, а из сумки ленту одноразовых шприцов, алкаш, сохранивший навыки доктора, делает укол. В ягодицу. Затем еще два, но уже в район лопатки.
Боль в потревоженных ранах затихает. Щекотно пробегает по подмышке, по расплющенной о пол груди и падает прямо на ковер тоненькая струйка крови.
– Не двигайся, – напоминает незнакомец, сжав предплечье.
Колет страх. Но я лишь краем глаза слежу за движениями местного «доктора», готовящегося штопать меня.
«Штопать» оказалось самым точным определением. Если делать уколы алкаш не разучился, то с иголкой и ниткой дрожащие руки справляются с трудом. Несмотря на обезболивающее, неуклюжие движения и неосторожные рывки причиняют боль.
Я терплю. Сама удивляюсь себе, но лишь стоны срываются с губ. Мучения предыдущих дней, страх и отчаяние значительно повысили переносимость боли. Еще неделю назад подобная операция показалась бы мне серьезным испытанием, нарушающим отлаженный ритм жизни, сегодня же… такая мелочь в сравнении со всем остальным.
Когда инструменты отправляется в коробку, а она, в свою очередь, в сумку, я решаю, что самое страшное позади. И ошибаюсь. Лекарь открывает фляжку, делает жадный глоток, почти делает второй, но вместо этого с силой дует на спину. Спиртовая взвесь накрывает заштопанную рану.
Я захлебываюсь криком.
– Для дезинфекции, – поясняет доктор и повторяет процедуру.
Несмотря на обезболивающие уколы, боль адская.
На какой-то миг сознание даже отключается.
– Пару дней не ложись на спину и не резвись.
Говорит и уходит.
Щелкает замок, и резкий голос карлика гнусавит:
– Смотри, как задницу выпячивает. Одиноко ей, верно?
Лекарь не отвечает, лишь буркнул под нос:
– Зверье бесчеловечное.
– Иди уже, – прикрикивает Господин Кнут. – Сострадательный ты наш.
Собравшись с духом, пытаюсь подняться на ноги. Не получается. Ползу полметра и обессиленно распластываюсь на затоптанном ковре, чувствуя себя медузой, выброшенной штормом на берег. Только перед тем как оставить на песке, волны долго и усердно колотили тщедушное тело о прибрежные скалы.
В животе громко и болезненно урчит.
Карлик ржет во весь голос и топает прочь.
Скрипнув зубами, ползу еще с десяток сантиметров.
Кровать совсем рядом.
Всего одно усилие.
Оно оказалось непомерным.
Стянув покрывало, накрываюсь и тотчас проваливаюсь в дрему.
