— Ой, Петя, не сочиняй, — перебил Румынова Захарий, отмахнувшись. — Знаем мы, какие тебе предложения были. От амонариев? От этого, как его… от Сэта?
Депутат расплывчато пожал плечами, но глаза отвел.
— Петя, мы уже много лет вместе работаем, и я тебя изучил как облупленного, — продолжил Захария тоном ментора. — Знаю, что к тебе то одни, то другие подходят с предложениями о сотрудничестве, но ты всех посылаешь. Мягко, недалеко, но посылаешь. Пока. Потому что понимаешь, что свой хлеб — он всегда свой. А чужой кусок может и в глотке застрять.
— Так хлеб-то этот у нас с вами общий, — вставил Румынов.
— Безусловно, общий. Как написано в Книге: «Единым столом братья сидят». Как мы сейчас сидим, — Захария обвел стол рукой. — Потому нам от тебя угрозу, будь она реальной, утаивать не с руки. Да, стреляют. Да, были жертвы среди служителей культа. Но так то, как обычно, народец балует, друг дружку режет почем зря. Фанатики, еретики, воинствующие радикалы. Ничего нового, просто очередной скачок активности.
— От бездуховности все, от безверия, — поддакнул Ламий.
— Так что не переживай, — Захарий панибратски улыбнулся депутату. — Ты лучше скажи вот что. Наши орлы на днях очередных иноверцев разорили под корень — рамаи. Слышал?
— Слышал, — кисло ответил Румынов.
— У них под резиденцию, говорят, домик хороший был, добротный. У меня уже добрые люди спрашивали, как бы этот домик и участок заполучить. Пока его в фонд Доминиона не передали, ты бы помог, застолбил место. А то желающих на бесхозное, сам знаешь, выше головы.
Депутат кивнул, впрочем, без энтузиазма.
— Да ты не обижайся, — Захарий громко рассмеялся, хлопнул Румынова по плечу. — У тебя когда выборы в мэры? В следующем году? Так я тебе такую явку обеспечу, мама не горюй! Прямо из храмов к предвыборным урнам пошагают, только успевай голоса считать!
Депутат, до этого прикидывающийся обиженным и грустным, заметно приободрился, в глаза вернулся былой блеск.
— Хорошо, посмотрю, что смогу сделать, — он шутливо погрозил Старшему. — Ну, Захарий, ты иной раз меня прямо пугаешь! Нельзя так со старыми друзьями.
— А что ты хочешь, Петя? Религии всегда строились на страхе. На страхе перед неминуемым наказанием, перед тем, что все твои поступки и помыслы кроме тебя знает еще кто-то — всемогущий и всезнающий. Который может в любой момент сделать с тобой все, что захочет. Религии строятся на человеческом страхе перед неизвестным будущим, перед силами природы, перед ничтожеством сущего. Страшно самому сделать судьбоносный выбор, который может стать роковым? Страшно остаться без правил, по которым можно было бы жить в уверенности в своей правоте? — Старший наклонился вперед, отчего длинная челка свесилась со лба, прикрыв прищуренные глаза. — А еще религии строятся на страхе смерти. На страхе того, что тебя ждет за последней чертой. Или, быть может, лучше бояться того, Петя, что после смерти нас не ждет ничего? Пустое, черное ничего?
Депутат, словно кролик перед удавом, слушал не моргая, неосознанно приоткрыв рот.
Но Захария выпрямился, откинулся назад, широко улыбнулся, довольным произведенным впечатлением:
— Это в молодости, мой дорогой, все подобные страхи кажутся мелочными. Но с возрастом все меняется. Мы оглядываемся на свою прошедшую жизнь и понимаем, что какими бы умными и сильными не казались сами себе, все равно так и остались глупыми и слабыми. И страхи, которые мы от себя гнали, никуда не делись. В такие моменты очень хочется посмотреть ввысь и увидеть одобрение и поддержку, — Старший поднял кружку пива, словно салютую своим словам. — Все рождаются атеистами, Петя. Но под занавес жизни даже самые упертые из них ломаются. Потому что страшно.
Когда Захарий замолчал, Румынов вздрогнул, схватил свою кружку и залпом допил пиво.
— Ну вас, — он попытался браво усмехнуться, но вышло жалко. — Напустили жути. Пойду, пока живой, плоть потешу.
Депутат поспешно поднялся, засеменил к девушкам, которые при его приближении призывно заголосили.
Старшие без интереса проводили его взглядами, словно назойливую муху. Как только их «ручной политик» удалился на достаточное расстояние, Ламий повернулся к Захарию.
— Ты уверен, что не хочешь принять предложение Марка?
— Уверен, — голос Захария сделался холодным и чуть подрагивающим от сдерживаемого недовольства. — Ламий, я не хочу еще раз обсуждать это.
— Но послушай, — Казначей явно не желал сдаваться, заговорил быстрее и жарче, — В словах Марка есть доля правды, ты сам это знаешь.
— Я лишь знаю, что по Городу ходят слухи о странной Искре, которая владеет разом всеми Дарами, о которых нам известно. Знаю, что этот человек открыто не выступал ни от какой конфессии, не участвовал в Поединках, не пересекался с нами интересами. А значит, нам незачем бояться его или заключать с ним какие-либо сделки. Тем более такие, о которых сегодня говорил Марк. Тем более посредством этой… как ее там… Калины.
Ламий успокаивающе положил свою пухлую ладонь поверх руки Захария.
— Я понимаю и разделяю твое недовольство. Но ты не знаешь всего. Этот человек, эта Искра, Верующий, как он сам себя называет, не только владеет всеми Дарами, но и способен делиться ими. Не учить навыкам, как наставники религеров, а именно передавать, преумножая уже имеющиеся.
