И вдруг… вдруг я поняла!
Раньше меня сбивала с толку голограмма, я все время смотрела на нее, когда следила за работой Лидии Фарисеевны. Я думала, что Шатер — он такой же, как голограмма, только больше. А когда я переключилась с голограммы на настоящий купол, тот, снаружи, который видела из оранжереи, — то осознала, как же ошибалась!
Во-первых, это был фонтан наоборот. Нити Шатра струились не снизу вверх, а сверху вниз. Во-вторых, Шатер являлся не отдельной сущностью, а частью призрачной конструкции, пронизывающей все здание. Очень, очень сложной конструкции! Заломило голову от попыток понять и охватить взглядом этот невероятный кокон. И на самом деле здание не треугольное, а… непонятно какое, части конструкции уходили в никуда и появлялись из ниоткуда.
— Как такое может быть?! — вырвалось у меня.
— Обычно замечаешь только человеческую часть работы, — пробормотала старуха. — Оставшуюся часть, сделанную демоном, можно увидеть только демонским зрением.
— Почему демоном? Ведь Шатер делал этот их легендарный охотник, как его… Маркус Питерский, да?
— Подожди, — отмахнулась Лидия Фарисеевна, вглядываясь в туго сплетенный кокон, стенки которого уходили внутрь конструкции, появлялись снаружи и снова стремились к центру — это и была видимая часть, то есть Шатер. А был еще и призрачный внешний контур! Я отступила, пытаясь охватить взглядом целое, однако потрясающая, фантастическая структура, внутри которой мы находились, не укладывалась в голове.
— Это как… как… — Все вместе нельзя было описать одним способом, можно было только попытаться примерно представить себе, если сложить в одно целое несколько образов. — Если взять модель атома с электронными облаками и… Это как головоломка в пяти измерениях.
— Тессеракт. Куб в четвертом измерении, его еще называют четырехмерный гиперкуб. Это куб, стороны которого — тоже кубы.
Я потрясла головой. Просто тошнит от сложности! Мозг не справлялся, требовалась передышка, чтобы осознать все эти «загибы» пространства и времени.
Лидия Фарисеевна отошла, полюбовалась на дело рук своих. Я тихо ахнула.
Шатер превратился в сложную сеть и при этом остался фонтаном. Нити струились, переливаясь, казалось, по тончайшим прозрачным трубочкам бежит светящаяся субстанция. При этом купол фонтана то раздувался немного, то опадал — словно дышал.
— Динамическая топология, — пояснила Лидия Фарисеевна, и в голосе ее слышалась законная гордость. — Теперь нужно выяснить, где у вас источники энергии. Эту красоту нужно непрерывно подпитывать. Зови Гектора, будем выяснять, — обратилась она к Наташе, все это время просидевшей в уголке на стуле Беттины, тихо, как мышь.
— Я позвоню, — пискнула Наташа и вытащила мобильный.
— Эти ваши современные технологии, — пробурчала Лидия Фарисеевна неодобрительно. — Скажи сразу, что нужны схемы питания… А вот и он сам.
В зал вошел Кривин, он нес две знакомые папки — по ним во время прошлой атаки демонов охотники пытались разобраться в принципах управления Шатром.
— Решил, пригодится, — произнес он.
Кривин согнал секретаршу со стула и положил туда папки. Они с Лидией Фарисеевной склонились над чертежами.
— Преобразователь Векслера — Ронда, — стал пояснять директор. — Мощность — двенадцать гигаватт в секунду. Работает по старинке, на солярке, хотя и по нашим временам это лучший вариант.
— Неэкологично, — поморщилась Лидия Фарисеевна. — Но выбирать не приходится. Попробуйте изменить направление потоков тут, тут, тут… — Она быстро отчеркивала красным карандашом нужные места.
Я даже и не пыталась туда смотреть. Медленно поворачиваясь, я
— Не переешь, — строго окликнула меня Лидия Фарисеевна. — И вообще учись обходиться своими ресурсами. К тому же Институту нужна дополнительная защита перед атакой, ты его ослабляешь.
— Но я просто смотрю, — удивилась я.
— Нет, не просто, — отрезала старуха, возвращаясь к чертежам.
Я подпитываюсь энергией Шатра? Ну… может быть. Почему-то я чувствовала, что Институт только рад поделиться со мной. Странное ощущение родства владело мной. Может, именно поэтому меня так тянуло защитить Институт, поэтому я выступала тогда перед Кривином, отказывалась ехать к принцу, хотела остаться? Институт — он почти живой! То есть не «почти», просто это очень странная жизнь. И мне он нравится. А я, кажется, нравлюсь ему.
Закончив помечать, Лидия Фарисеевна выпрямилась.