– Спроси чего полегче, – вздохнул Руслан. – Только, мне кажется, я догадываюсь, почему это туман забвения. Намешано тут всякого. А это у тебя что?
– А? – Коля только тут вспомнил о находке и протянул Руслану. Тот взял в руки, внимательно рассматривая.
– Кувшин стеклянный, работы изящной. Емкости малой. Написано… «Русская водка». Запах отвратный, – поднес он к носу горлышко. – Фу!
– Точно, гадость, – согласился Лис, принюхавшись. – Семен не в пример лучше гонит. Неужто такую отраву в старину гнали?
– Я не удивляюсь, что они все перемерли, – фыркнул Рус.
– Знаешь, я подумал: а если нам по этой дороге двинуть в том направлении, откуда махина вылезла? Может, до людей дойдем.
– Мысль неплохая. Давай бегом. А то боюсь, если до темноты не выберемся, можем совсем не выбраться. Дорога-то накатанная.
Отбросив бутылку, друзья припустили изо всех сил, словно стая ворлоков гналась за ними. Бревна между стальными полосами лежали неровно, и бежать было несподручно.
Но все лучше, чем утопать в вязком болоте или уклоняться от ветвей в густом лесу, то и дело, перелазив через упавший ствол или густые поросли кустарника.
Мне страшно было смотреть в эти преданные глаза. Глаза моей стаи. После того как я увидел, что осталось от наших друзей. Хорошо, что женщины оставались в доме, пока мы закапывали то немногое, что от них осталось. Стая жила по настоящему закону людского племени – не звериному, а именно людскому. Лучшие куски – кормящим самкам и щенкам. Этот факт подкрепил мои подозрения относительно их происхождения, да и вообще…
По мере того как земля скрывала останки, сырыми комьями гулко падала вниз, я лихорадочно соображал, как быть дальше. Как бы я повел себя с Дюбелем, переметнись он на мою сторону? Принять его помощь в борьбе против Джокера – я бы принял. Но положится на него, дружить, да и, положа руку на сердце, просто существовать бок о бок, я бы не смог. В голове не укладывалось. Отказаться же от помощи стаи было глупо. С такой-то охраной дойти до объекта № 7844 – что по проспекту днем прогуляться. Без шума и пыли. Легкая прогулка, не более. Но все же я к ней был не готов. Как вести себя с ними? Быть постоянно настороже, на нервах? Положение вожака шаткое и валкое. Охрана в мгновение ока может превратиться во врагов. И тогда нас просто порвут. Тем паче фраза вожака про то, что мы враги изначально, давала повод реально задуматься. Когда последний ком земли упал на свежую могилку, и Хаймович деловито обстукал ее лопатой, придавая форму, я всё решил. Со стаей надо поговорить по душам, во-первых, выяснить, чего это они людей не любят, а во-вторых, отобрать пятерку самцов для охраны и взять с собой. Незачем всю стаю тащить.
Косой подал деду сбитый из двух штакетин крест, и Хаймович водрузил его на могилку. Мы сняли кепки. Мелко моросил дождь. По короткостриженому ежику Сережки капли стекали на лоб, пробирались через редкие брови и сливались с крупными и солеными слезами, катившимися из глаз. Страшно он плакал. Лицо мертвое и неподвижное, только боль в глазах. Хаймович, мельком взглянув на мальчишку, взял его ладонью за затылок и привлек к себе. Надо же, Шустрый, оказывается, любил Мишку Ангела? А тот его всегда подковыривал. Странная штука – любовь. Казалось бы, не за что ему Ангела любить, вздорный был малый, ядовитый, как самоходка. Ан нет, жалеет его, плачет. А я плакать давно разучился. И вряд ли буду. Хотя вру, буду. Не дай бог, конечно, но если что с Розой случится, или со старым, или там с Косым что. А по другому поводу вряд ли буду плакать.
Постояли мы молча у могилы. Говорить никто не хотел. Да и нечего тут говорить, всё и так понятно. Только дед обронил пару слов:
– Прости им, Господи, прегрешения, пусть земля им будет пухом, царствие им небесное. Аминь.
Мы развернулись уходить, отряхивая штанины от земли. Я шепнул, наклонившись к Хаймовичу: «Подождите меня в доме. Мне со стаей поговорить надо». Дед чуть заметно кивнул, и я направился за ближайшие кусты смородины, где, высунув языки, лежали двое приближенных к моей персоне кобелей. Псы чувствовали свою вину, поэтому от греха подальше залегли в кустах. Оно и правильно. Косой полоснул бы по ним из автомата не задумываясь, попадись они под горячую руку.
– Ну что, гаврики? – обратился я к лохматым вслух и присел на корточки, заглядывая в глаза. Корноухий, с большими карими глазами, взгляд не отвел, но всё же косился на товарища, лежащего сбоку. С ним, пожалуй, и поговорю.
–
Недовольное ворчание. И тут в разговор вступил другой, с коротким хвостом:
