Он мягко и смущенно засмеялся:
– Нет. Разумеется, нет. – Помолчал. – Я должен поблагодарить вас за ту перемену, какую вы произвели с моей женой. Она расцвела. Я знаю, вы довольно часто видитесь, но самые важные перемены произошли дома. Мария снова похожа на ту юную девушку, которой я предложил руку и сердце.
– Я всегда говорила, что северный климат полезен для мужчин. Они в нем молодеют и начинают видеть девушек даже в матерях своих же троих детей, – съязвила я.
Энрике хохотнул:
– Я думал, вы скажете что-нибудь привычно-вежливое, мол, ну что вы, я тут ни при чем… или даже – не стоит благодарности, ваша жена чудесный человек. А вы…
– Зачем же я буду говорить то, чего вы ждете и что вас ни капельки не удивит?
– Да-да, – кивнул он. – Понимаю. Удивить – это наполовину победить. Кажется, я не ошибусь, если предположу, что ни разу не сумел удивить вас?
Вопрос был явно риторическим, а на риторические вопросы я отвечаю только Августу – и исключительно потому, что в его исполнении они несут обычную функциональную нагрузку высказываний, вопросительных по сути, а не только по форме.
– Думаю, мои новости тоже не очень-то удивят вас. Я знаю, что последние дни вы вели наблюдение за моей матерью.
Пауза повисла в воздухе, как мотылек-бражник, нацелившийся на душистый ночной цветок, – трепеща крылышками и привлекая больше внимания, чем бой башенных часов.
Налетел холодный ветер, я застегнула куртку доверху. На солнце снова набежало облако, а за ним уже толпились коллеги, одно другого тяжелее и темнее. Скромное лето померкло и мигом превратилось в осень. Кажется, сейчас мы вымокнем. Но в Шотландии не принято обращать внимание на такие мелочи, как внезапный дождь. И тем более отменять прогулку на свежем воздухе из-за какой-то чепухи, к которой тут все привыкли.
– Возможно, благодаря именно вашей деятельности я и узнал, сколько всего от меня скрывали. Признаюсь, многое для меня стало сюрпризом. Неприятным. И… Я не зря поблагодарил вас за вашу работу с моей женой. У меня есть все основания полагать, что мой брак закончился бы вчера вечером, если бы Мария не подружилась с вами. Она и в самом деле изменилась. В чем-то стала юной, а в чем-то приобрела мудрость.
Мы дошли до поворота тропинки, когда я поняла, что мерзну вовсе не от холода. И веяние осени, почудившееся мне в пасмурном небе и завываниях ветра, оно никак не соответствует реальности. Вокруг по-прежнему царил июль, на том берегу реки в палисадниках цвели розы и гортензии, и было, в сущности, очень тепло.
По этой тропинке мы шли с Ниной Осси весной, когда листва еще не распустилась. Брызгал усталый дождик, а Нина все подбирала слова для своего важного разговора. Перед нами скакала Василиса. Далеко впереди Мигель Баш ловил форель, а у его ног крутились две собачонки. Собачонки кинулись к нам, мы отвлеклись, и в этот миг Мигелю снесло пол-черепа пулей робота-снайпера.
Несколькими днями позже я шла по этой же тропинке одна, только с Василисой. Тоже было мокро и грязно. И Василиса нашла в роще несчастных собачонок, жить которым оставалось совсем немного. В тот день я познакомилась с Лоренсом Хикати, не зная еще, что он обречен.
Собак мне спасти удалось. Лоренса – нет.
А потом я снова шла здесь под охраной Шона Ти, Василисы и собачек. И меня чуть не убил ряженый сектант, притворившийся доминиканцем. Не удалось. Но умер сам.
Я попыталась вспомнить хоть одну свою прогулку по этой тропинке со дня гибели Мигеля, когда я вернулась бы домой без очередного трупа или кандидата на его роль.
И не смогла.
Кажется, всякий раз, стоит мне сюда прийти, кто-то погибает. Может быть, не сразу, как погиб Хикати.
И кто следующий?
– Я оправдался за то убийство, в котором меня обвинили.
– О!
– В этом нет моей заслуги. Меня оправдал мой… свидетель.
Он запнулся, подбирая слово, и я все поняла.
– Да, – сознался Энрике, – пожалуй, это было сложнее прочего. Сложнее, чем после всего говорить с матерью. Моя жена верила, что была единственной моей женщиной, что я к алтарю пришел столь же невинным, сколь и она.
– Вы сами сказали ей это.
– Да. И мне пришлось сознаться, что я лгал ей. У меня была подруга, была в течение всего моего брака, и есть внебрачная дочь. Я любил и люблю эту женщину. Не так, как жену, нет. Но я дорожу ею, она в определенном смысле значительно превосходит меня, и я признаю это с радостью. Мне повезло, что такая женщина полюбила меня. Я часто думал, что, наверное, не очень-то и достоин ее любви, но меня эта мысль нисколько не огорчала, нет. Напротив, в ней был стимул для духовного роста.
– Отчего же вы не женились на ней?
