— Я — из жандармского управления, — отвечал Машников. — А господин статский советник действует по именному поручению Его Императорского Величества.
— Ага, жандармы! — воскликнул полковник, не обратив внимания на ответ поручика. — Все крамолу ищете! Ну, так вот что я вам скажу. В действующей армии нет места ни крамоле, ни сыску. Мне тут каждый солдат дорог, и я не могу допустить, чтобы полицейские ищейки мешали борьбе с врагом. Вы видели, чем я занимаюсь? Я вынужден на ходу переучивать солдат, чтобы ходили в атаку не колоннами, как их учили, а цепью. А еще я занимаюсь тем, что ловлю за руку воров-интендантов и добываю пропитание для моих воинов. И я не позволю совать мне палки в колеса! Своего солдата я вам не дам и вам в расположении части находиться не дозволяю!
И, обернувшись, полковник позвал:
— Пархоменко!
— Слушаю, господин полковник! — отозвался унтер-офицер, подбегая.
— Проводи этих господ прочь отсюда. И если они еще появятся в расположении части — сразу докладывай мне! Да, на обратном пути скажи графу Толстому, чтобы вел сюда своих артиллеристов — пора их учить.
— Вы сказали — Толстому? — спросил удивленный Углов. — Случайно речь идет не о Льве Николаевиче?
— А хотя бы и так! — воскликнул сердитый полковник. — Вы что, его знаете? Это дела не меняет! Мы готовимся к сражению, и вам здесь не место! Пархоменко, проводи!
Делать было нечего: сопровождаемые угрюмым унтером, сыщики вернулись к своей бричке. По дороге Углов все всматривался в проходивших мимо офицеров, надеясь увидеть будущего великого писателя; однако так и не увидел. Да если бы и увидел, вряд ли бы удалось с ним поговорить: угрюмый унтер Пархоменко не отставал от сыщиков ни на шаг и все твердил: «Давайте, господа, распоряжение господина полковника надо выполнить. Езжайте, господа». Так и пришлось им сесть в бричку и, не солоно хлебавши, покинуть негостеприимные Шули.
— А что, вы и правда знакомы с этим графом Толстым? — спросил Машников, когда они отъехали от села. — Если так, это знакомство могло бы нам помочь…
— Нет, я только читал… то есть слышал о графе… от своих знакомых, — не слишком вразумительно ответил Углов.
— Жаль… — протянул поручик. — Что ж, в таком случае нам ничего не остается, как вернуться в Шули и попытаться получить разрешение у генерала Реада. Хотя потом с этой бумагой все равно придется ехать к командиру полка. Получится неловко…
— Да, к тому же вы сами говорили, что Реад — человек тяжелый, иметь с ним дело трудно, — напомнил Углов.
— Это верно, — кивнул Машников. — Но что делать? Другого выхода я не вижу.
— Давайте я пойду к генералу один, — предложил Углов. — Я не вхожу в корпус жандармов, действую по повелению императора…
— Гм… В самом деле? — иронически заметил поручик.
— Да, по повелению! — твердо заявил Углов. — Неважно, что сказал граф! Вас это не касается! Это не ваш уровень компетенции!
— Простите, я не совсем понял слово, которые вы изволили употребить… — сник поручик.
— Неважно. В общем, я иду к Реаду один. Посмотрим, насколько он несговорчивый человек.
Однако проверить свои дипломатические способности статскому советнику не удалось. Когда участники расследования явились в штаб 12-й дивизии, выяснилось, что генерала здесь нет — он час назад уехал в Бахчисарай, к командующему армией генералу Горчакову. И вернется, скорее всего, не скоро, ближе к вечеру.
Все это статскому советнику сообщил дежурный офицер — весьма деловитый и энергичный поручик, успевавший принимать курьеров, подписывать какие-то бумаги, которые приносили вестовые из полков, а в промежутке заполнять ведомость. Несмотря на занятость, поручик отнесся к гостю из столицы весьма внимательно — видимо, статский советник нашел нужные слова и расположил дежурного к себе.
Видя, что хозяин дивизионной канцелярии настроен дружественно, Углов решил пойти дальше и узнать о возможной реакции командира дивизии на их обращение. А потому рассказал дежурному о том, с каким вопросом он собирается идти к генералу Реаду.
Услышав о том, что гостю из Петербурга необходимо допросить рядового одного из полков, дежурный скептически поднял одну бровь и покачал головой.
— Не думаю, что у вас что-то получится, — заявил он. — Последние недели генерал пребывает в весьма раздраженном настроении. Причиной тому — прежде всего отвратительное снабжение армии. Извольте видеть: войска иногда по нескольку дней сидят без патронов, у артиллеристов каждое ядро на счету, каждый бочонок пороха. Мало того, что французики могут расстреливать наших солдат и артиллеристов с расстояния, недоступного для наших ружей и пушек, так у нас еще и боеприпасов нет! А продовольствие? А эвакуация раненых? Все из рук вон плохо. Посему вся армия весьма плохо настроена в отношении петербургских чиновников. Даже тот факт, что вы прибыли, как вы говорите, по именному повелению Государя, ничего не изменит. Сейчас чиновник из столицы для офицера действующей армии — воплощение всего того безобразия, которое мы наблюдаем со стороны тыловых служб. Генерал даже не услышит вашу просьбу! Он просто сорвет на вас злость. Потому не советую вам, милостивый государь, обращаться лично. Лучше пришлите письменное отношение.
