— Благодарю, я так и поступлю, — ответил Углов и удалился.
Глава 16
В тот же вечер участники группы собрались на совещание в сакле, снятой «супругами Угловыми», — она была чуть попросторнее. Статский советник сообщил о неутешительных результатах их поездки и заключил:
— Встретиться с рядовым Бердыевым законным путем нам не удалось. И, как видно, не удастся. А добраться до него нам необходимо, причем как можно скорее. Какие будут предложения?
— Положение сложное, — заметил поручик Машников. — Без согласия командования никто нам не разрешит явиться в расположение части и допросить одного из нижних чинов.
— Не вижу здесь ничего сложного! — решительно заявил Дружинин. — На фига нам сдалось согласие командования? Я вообще не понимаю, зачем мы поперлись в этот штаб! Надо провести разведку, выяснить, в какой палатке живет этот Бердыев, куда ходит на кухню, куда, пардон, в отхожее место, — и ночью или, скажем, поздним вечером подстеречь его и похитить. Сюда везти не надо. Дотащим до ближайшего оврага и там допросим. Узнаем все, что нам нужно, а уже потом будем решать — везти его в Петербург, чтоб предстал пред грозные очи графа Орлова, или отпустить с миром, если ни при чем. Вот и все!
— Ты закончил? — спросила Катя, глядя на титулярного советника как на человека, сморозившего несусветную глупость.
— Ну… в общем, да! А что?
— А то, что твой план является чистейшей авантюрой и приведет нас к полному провалу! — заявила госпожа Углова. — Ты что же, думаешь, что в русской армии этой эпохи не поставлена разведка? Что тут служат какие-то недоумки, которым мы дадим 100 очков вперед? Я тебя уверяю: армия, воюющая в Крыму, весьма неплохо обучена и организована. Вооружение у нее устаревшее, это верно. А боевой дух очень высокий! И разведка здесь поставлена хорошо. Так что твое проникновение в расположение полка, где служит Бердыев, не останется незамеченным. И пока ты будешь следить за «палаткой», в которой живет рядовой (кстати, солдаты живут не в палатках, а в шатрах), за тобой самим будут следить пластуны. Не слыхал о таких? Это казаки- разведчики. В Севастополе они регулярно похищали из расположения французской армии «языков» и добывали от них важные сведения. Скорее всего, вас поймают в первый же день. А поймав, примут за вражеских шпионов. Если повезет — отправят в тыл для расследования. А не повезет — расстреляют на месте. По законам военного времени!
— Совершенно с вами согласен, сударыня! — поддержал ее Машников. — План, предложенный господином титулярным советником, может быть применен только ввиду неприятельских войск, в особенности иррегулярных. Скажем, на Кавказе, в боях с тамошними абреками. А похищать собственного солдата, допрашивать его где-то в овраге… Это явное сумасбродство!
— Хорошо, но как же нам в таком случае выяснить то, что необходимо? — спросил Углов. — Как допросить Ахмета?
— Я скажу как, — отвечала Катя. — Это сделаю я.
— Вы?! — изумился Машников. — Но каким образом?
— В полевом лазарете, — сказала Половцева. — Или возле него.
И, видя недоуменные взгляды мужчин, она принялась объяснять:
— Именно сейчас, во время Крымской кампании, в русской армии появился новый институт, которого прежде не было, — сестры милосердия. Они выносят раненых с поля боя, помогают хирургам при операциях, ухаживают за ранеными в госпиталях. Я стану такой медицинской сестрой, поступлю в полковой госпиталь. Там я смогу увидеть Ахмета, приглядеться к нему. А потом и поговорить с ним.
— Но примут ли вас в госпиталь? — усомнился Машников. — Ведь у вас нет соответствующей подготовки…
— Не беспокойтесь, поручик, подготовка у меня имеется, — отвечала Катя. — Я ее получила… в свое время.
— И диплом имеется?
— И диплом, и все, что нужно. Кроме того, у меня есть особая причина для посещения этого полка.
— Что же за причина такая? — спросил Углов.
— Когда вы с поручиком рассказывали о вашей поездке, ты, помнится, упомянул имя графа Толстого. Мне не послышалось?
— Нет, не послышалось, — кивнул Углов. — И что же? Полковник Кузнецов упомянул, что граф командует артиллеристами, а наш Ахмет — пехотинец. Так что…
— «Так что!» «И что же» — иронически передразнивая статского советника, вскричала Катя. — При чем здесь Ахмет? Совершенно ни при чем! Быть в этой эпохе — и не встретиться ни с кем, кто составил ее гордость и славу! Ладно, пусть Достоевский недоступен, он сейчас в Семипалатинске; Тургенев, насколько я знаю, в Германии, но Лев Николаевич здесь, в нескольких верстах — и я его не увижу? Не поговорю? Никогда себе этого не прощу!
