только на русском языке: имелись латинские, французские, немецкие авторы. Дружинин, имевший склонность к собиранию старых книг и посещавший иногда книжные развалы, восхищенно вглядывался в тисненые корешки за стеклами.
Между тем статский советник, не теряя времени, снял со стола все еще стоявшие на нем гири, подвинул стул себе, напротив поставил другой стул, для подозреваемого.
— Садитесь, Ласточкин, разговор предстоит долгий, — сказал он.
После чего, обращаясь к Дружинину, заметил:
— Ты бы тоже садился, может, что-то записать придется. И потом, ты во дворце бывал, можешь кое-что сказать.
Когда все уселись, Углов сказал:
— Итак, господин Ласточкин, с вами беседуют чины жандармского управления. Я статский советник Углов, а это титулярный советник Дружинин. Мы проводим расследование обстоятельств, связанных с кончиной императора Николая Павловича. Теперь понятно, почему мы интересуемся именно вами?
Гость учителя Булыгина и так не отличался здоровым цветом лица. А при этих словах статского советника он побледнел так, что стал похож на покойника. Он хотел что-то сказать, но у него, как видно, сдавило горло, и он просто кивнул.
— Скажите, ведь вы давно служите при дворе? — начал допрос Углов.
— Да… то есть, нет! — воскликнул письмоводитель, наконец справившись с волнением. — Изволите видеть, тут закралась ошибка. Нельзя сказать, что я служу при дворе. Я продолжаю числиться при полицейском управлении, а во дворец вроде как откомандирован.
— Это неважно. Главное, что вы там работаете. Поэтому я повторю свой вопрос: давно вы там находитесь, в Зимнем?
— Уже четыре года.
— И все эти годы — в непосредственной близости от императора?
— Да, я был допущен к переписыванию бумаг покойного Государя, — кивнул Ласточкин. — Иногда Его Величество и диктовать мне изволил…
— Значит, вы часто общались с императором, имели возможность его близко изучить, — продолжал Углов. — Скажите, как вы к нему относились?
— Не понимаю… — пробормотал письмоводитель. — Что значит: как относился? Как к Государю, с надлежащим почтением…
— Вот как? — Углов прищурился. — А у нас есть свидетель, который утверждает, что вы смотрели на Государя со злобой, даже с ненавистью!
— Свидетель? Какой свидетель? — бледное лицо Степана Ласточкина покрылось пунцовыми пятнами; он стискивал руки на груди, и они заметно дрожали. — Не может быть, напраслина это! Никогда я так не смотрел! Я императора Николая почитал, как и заповедано… Да он такой человек был, что его все почитали… Солдат, воин, всегда в суровости себя держал, на солдатской койке спал…
— Не надо нам рассказывать, как жил покойный Государь, мы это знаем, — вступил в разговор молчавший до сей поры Дружинин. — Но знаем и то, что ты не всегда смотрел на него с почтением. Иногда, когда ты думал, что тебя никто не видит, ты себя выдавал. И не отпирайся: ведь господин статский советник тебе сказал, что у нас есть свидетель! Лучше скажи вот что: это ты дал Государю чашу с ядом?
— Яд?! Так вот вы что задумали! Вот зачем сюда явились! — вскричал несчастный письмоводитель. — Только врете вы все! Выдумываете! Нет у вас никакого свидетеля! Никто не мог этого видеть!
— А если мы назовем тебе имя свидетеля, о котором говорили, — тогда скажешь правду? — тихо, почти шепотом спросил Углов.
— Правду? Какую правду? — пролепетал Степан Ласточкин. — Я правду всегда готов сказать…
— Правду о том, как ты на самом деле относился к императору Николаю, — уточнил статский советник. — И о его отравлении. Ну, что, идет?
— Что идет? Кто идет? — бормотал Ласточкин; он выглядел совершенно потерянным. — Я вас не вполне понимаю…
— Хорошо, я повторю свое предложение, — терпеливо произнес Углов. — Я называю имя свидетеля, который сообщил нам о твоем подозрительном поведении. А ты рассказываешь, как ты относился к Государю императору, а также раскрываешь все детали заговора. По рукам?
— Ну, хорошо! Хорошо! — подозреваемый распрямился, он больше не казался загнанным в угол зверьком. — Я скажу вам правду! Я вас не боюсь! Ничего не боюсь!
— Вот и отлично, — кивнул статский советник. — Действительно, зачем бояться, если у тебя совесть чиста? Только давай так: уговор так уговор. Вначале я говорю имя, а потом ты — все остальное. Договорились?
— Да, хорошо, говорите, — решительно заявил Ласточкин.
— Итак, слушай. Человеком, который рассказал нам о твоем странном поведении у постели больного императора, был его денщик Ахмет Бердыев, — произнес Углов, внимательно глядя на подозреваемого. — Знаешь такого?
Как видно, сообщение статского советника оказалось для Степана Ласточкина неожиданным. Он буквально опешил; несколько раз открывал и снова закрывал рот, явно не зная, что сказать. Наконец он, запинаясь, произнес:
— Ахмет? Какой Ахмет? Хотя да, правда, был такой… И он, вы говорите, видел, что я… Что я глядел… Что я выглядел…
— Как человек, который задумал лишить императора жизни и только ищет удобного момента, чтобы привести свой замысел в исполнение, — закончил за него статский советник. — И это твое намерение хорошо согласуется с нынешним занятием, за которым мы тебя застали. Ты погубил Государя, а теперь
