Над головой кружили драконы — пять огромных нетопырей в ночном небе. Они пикировали, ревели — но не плевались огнем. Пока фургоны проламывались сквозь войско, драконы не спешили жечь — лишь завывали и полосовали небо. А фургоны неслись вперед.
На секунду родилась надежда. Ведь иногда мгновение растягивается в целую вечностью. Монета встает на ребро и вертится, не падая.
Может, им повезет?
Фургоны покинули вражеский строй, въехали на полосу в четверть мили, разделявшую противников. Вот он, последний, безумный, невозможный, глупейший рывок к спасению. Как будто люди пророка смогут остановить драконов, как будто сейчас не начнется жуткая бойня.
Балур удвоил скорость. Он будет с Летти! Он…
Он уже ничего не сможет.
Фургоны остались без прикрытия — и драконы камнем пали с неба, все как один, корчащиеся крылатые глыбы в чешуе. И как один, они дохнули огнем.
Балур вскинул руку — прикрыть глаза. Высвеченное ярчайшим огнем отпечаталось на сетчатке. Два фургона в самом эпицентре нового солнца.
Балур стоял один между армиями и тер глаза.
А когда вернулось зрение, дико завыл.
Два фургона еще стояли посреди равнины.
Два фургона, объятые пламенем.
Два погребальных костра.
Две могилы.
83. Неизбежная глава, обрывающаяся на самом напряженном месте
Чуда не сразу уразумела, что драконы покинули Пасть и не собираются возвращаться через пять минут. Чуда сказала драконам, что Билл крадет их золото. Их яростный возмущенный рев совершенно лишил ее рассудка и едва не лишил чувств. Но она помнила, как они взлетели, как пошли по спирали вверх, к жерлу.
И оставили ее одну в логове.
Она, вопреки всякому здравому смыслу, еще жива.
Она встала. Осмотрелась. И тут на нее свалилось полное понимание ситуации. Вот она, возможность изучить драконье лежбище, их самое интимное место, спрятанное ото всех. Кто знает, что они оставили среди золота? Чешуи? Объедки? Экскременты?
Можно рискнуть. Ведь узнаешь так много!
Хорошенько поразмыслив, Чуда присела, набила, сколько могла, золота в карманы и со всех ног пустилась к воротам.
84. Финансовый коллапс
Балур глядел, чувствуя, как напрягаются мышцы на щеках и лбу, натягивается кожа, расширяются щелястые зрачки. А глаза лезли наружу, испытывали глазницы на прочность, чтобы соответствовать выражению несказанного ужаса на лице.
Впереди один за другим садились на тусклую выжженную траву равнины драконы Консорциума. От каждого содрогалась земля. Твари встали вокруг пылающих фургонов.
Вокруг могил Летти и Билла.
Внутри Балура словно разодрали что-то большое и важное. Боль, отчаяние, горе, ненависть смешивались, ломались, разрывали нутро. Он захотел упасть на колени, дико завыть в ночь, броситься вперед, врубиться в драконов, вырвать их сердца и напиться крови, сгореть в их пламени, стать живым погребальным факелом на тризне по Летти.
Медленно, кусок за куском, фургоны развалились. Отпал кусок обшивки. Сложилось колесо. Наконец-то переломилась ось. Фургон осел наземь. Крыша просела, свалилась. Рухнули пылающие стены.
Огонь был ярким — трещащее желто-белое сияние. На него тяжело было глядеть в ночной темноте, тяжелой и душной из-за дыма, извергнутого Пастью преисподней. Пламя ярко освещало драконов. Их животы блестели, мерцали дергающиеся шеи. Сцену осветили с предельной ясностью.
И потому все увидели: едва развалились стены фургона, в ночь посыпались не золотые монеты, не готовое к выплате жалованье, не сверкающие
