Здравствуйте, господин!» — тоже была привычной, как шум близкого моря за каменными стенами.
— Садись. — Старуха похлопала рядом с собой по отскобленному добела старому дереву террасы. — Ты сегодня ел? Ха На!
— Да ел он, ел! — буркнула пробегавшая мимо по близкой орбите мелкая. — Видишь, аж морда от жира лоснится!
— Ну ты, девчонка!..
Ха На зыркнула на бабушку и на самого Сон Ёна, но на следующем круге со стуком выставила перед гостем чашки с ячневой кашей, изрядно заквашенным кимчи и еще какими-то печеными кореньями. В иное время он бы скривился, а то и вскипел от негодования на такую непритязательную пищу, но… Теперь он знал, что ему отдают если не последнее, то предпоследнее. Да и вообще не в его нынешнем положении едой перебирать. Так что Сон Ён медленно жевал, глазел на девчонку — та носилась по двору, напевала, поглядывала косо. Не будь здесь бабушки, наверняка бы еще и рожи ему корчила. Слушал вполуха воркотню старой хэнё: про ноющие кости; про то, какое море нынешним летом холодное, а девчонки-ныряльщицы ленивые; что такому молодому рослому парню есть надо хорошо (против этого никаких возражений не имелось); про бесконечно растущие налоги… Встрепенулся, когда старуха заговорила о недавнем госте. Не поверил:
— Он что, хотел нанять для поисков мелкую?!
Девчонка подперла руки в боки, крикнула задиристо:
— А что? Я ведь получше многих аджум[27] буду!
Старая хэнё заградилась ладонью-дощечкой, шепнула ему:
— Я ей не говорю, но это истинная правда, — и грозно рыкнула на внучку: — Ну да, пустая телега всегда громче тарахтит! Что, уже весь горох перебрала?
Та скривилась, но отошла к столу с рассыпанными стручками. Впрочем, любопытное ухо все равно было нацелено в их сторону.
— Так что же он ищет?
Старуха помолчала, глядя пред собой слезящимися глазами.
— Слов было много сказано… но по делу считай ничего. Что-то на дне. Что-то необычное.
— Золото? Серебро?
Ха На бросила притворяться глухой.
— Он ищет камни. Драгоценные камни!
— Ну и шел бы себе в копи, — пробормотал Сон Ён. — Зачем в море искать?
— Всё думаю о том… — так же медленно продолжила старуха. — Что-то не по нраву он мне. Не хочу внучку к нему пускать. Уж лучше сама.
— А подать чем платить будем? Ты ж болеешь, бабушка! — прокричала девица от стола. — Он и кормить обещался, пока работать будем. Чего надо- то еще?
Старая хэнё придвинулась к Сон Ёну.
— Сынок…
Он моргнул, и догадливая старуха тут же поправилась:
— То есть молодой господин! Пригляделся бы ты к этому парню. Что-то с ним не так. Скользкий, как мокрая змея, — Сон Ёну тут же представился имуги, — и глаза опять же…
Подслушивающая внучка настолько забылась, что подошла близко, заглядывая хэнё в лицо. Спросила чуть не шепотом:
— А что у него с глазами?
Бабушка неожиданно взъярилась.
— Всё у него с глазами! Ты воду почему до сих пор не притащила? Вот же лентяйка окаянная!
Предусмотрительно отскочившая мелкая запричитала на безопасном расстоянии:
— Бабушка, что ж ты на меня все время ругаешься-то? Слова доброго единственной родненькой внучечке не скажешь! Не помнишь поговорку: от похвалы и кит танцует? Или я у тебя подкидыш какой? Может, ты меня вообще в море нашла?
Старая хэнё зацокала языком, глядя на показательно шмыгающую носом девчонку.
— Ну, давай-давай, пореви да погромче! — И, повернувшись к Сон Ёну, сказала доверительно: — Это она перед тобой так! Чтобы ее красивый парень пожалел!
Из внучкиных глаз действительно брызнули слезы, уже не сиротские, а злые.
— Бабушка!..
Повернулась, подхватила большой горшок, вставленный в плетеную корзину с лямками, метнулась по двору — и нет ее. Сон Ён даже привстал, чтобы поглядеть, как, согнувшись под тяжестью ноши, горестно всплескивая руками и качая головой, девчонка плетется по берегу. Надо полагать, к роднику или колодцу. Горшок был едва ли не больше ее роста. Сон Ён посидел, помолчал. Откашлялся.
— Ну… мне, кхм, пора.