– Да я свой, городской, к родне ходил на другой берег, по льду-то короче. Ноги у меня нет.
В доказательство мужчина поднял левую штанину. Вместо ноги и башмака уродливая деревяшка.
– Где ранило-то, отец? – участливо спросил один из бойцов.
– Еще на финской, зимой сорокового.
Документы у мужчины были в порядке, но не понравился он Федору. Глаза бегают, вроде опасаются чего-то. Если самогон несет, то черт с ним, преступление мелкое, дело милиции. Но все же приказал:
– Обыскать!
Бойцы добросовестно прощупали одежду, обыскали карманы. Кисет самосада, самодельная зажигалка из винтовочной гильзы, несколько мятых рублей. Ничего подозрительного. Федор уже отпустить инвалида хотел, а интуиция подсказывает – не чист и не прост мужик.
– Мне твой протез осмотреть надо! – заявил Федор.
– Да что же вы делаете, сынки? Я ногу за советскую власть потерял, воевал, а вы за культяпку мою взялись.
– Придется пройти с нами.
Федор с бойцами довел его до КПП, располагавшегося в уцелевшей половине разрушенной взрывом избы. Для бойцов это было местом, где можно обогреться в морозы. Они топили печь, и в единственной комнатке было тепло. Увидев Федора, два бойца вскочили, руки по швам.
– Здравия желаем, товарищ командир!
Федор приказал инвалиду:
– Садитесь, снимайте протез.
Мужик опять заблажил, чтобы вызвать жалость и сочувствие.
– Добровольно не хотите? Вы двое – держите его, а ты, Гнутиков, снимай протез.
Бойцы переглянулись. Инвалид, документы в порядке, чего командир прицепился к человеку? Мужик насупился, уселся на табурет.
– Сам сниму, коли ты такой настырный!
Мужик задрал штанину, бойцы отвернулись, уж больно вид неприглядный. Задержанный расстегнул кожаные ремни. Примитивный деревянный протез с глухим стуком упал на пол. Федор поднял его. Внизу ничего интересного. Кверху, к культе, деревяшка расширялась конусом. Там углубление, прикрытое войлочным кружком. Федор вытащил его двумя пальцами. А внутри полость, небольшая, в два кулака, а в ней золотые изделия. Кольца, цепочки, крестик матово желтым отливают при свете коптилки. На всех изделиях царапины мелкие, потертости. Не новые изделия, ношеные.
– Товарищи бойцы! Попрошу осмотреть содержимое тайника, – объявил Федор.
Бойцы, как увидели, отношение к инвалиду переменили.
– Спекулянт! Народу жрать нечего, а он с золотом разгуливает. Дать бы ему в морду!
– Ты где золотишко взял, болезный? – почти ласково поинтересовался Федор.
– На еду выменял! – буркнул мужик.
– Только врать не надо. Это деревенские в город еду на базар несут, на вещи выменять. Обносились все. Гнутиков, бегом в горотдел милиции. Не наш клиент, пусть сами разбираются.
– Слушаюсь!
Боец убежал. Федор ссыпал золото на снарядный ящик, заменявший стол.
– Надевай протез, сам пойдешь с милиционером, нести тебя никто не будет.
Мужчина надел протез, а правильнее – деревяшку, на ноге застегнул.
– Закурить позволите?
– Кури. Наверное, долго теперь табачку не попробуешь.
В годы войны за золотовалютные операции суды давали большие сроки, от десяти лет и выше. Мужчина закурил, выпустил клуб ядреного дыма, выдохнул.
– Забирайте все золото, а про меня забудьте.
– Не пойдет. Я бы такую мразь сразу расстреливал. Знал бы, еще на льду кончил, – жестко ответил Федор.
Через какое-то время в комнатку ввалился боец из роты Федора, за ним два милиционера. При форме, на боку револьверы в кобурах. Увидели инвалида.
– Доскакался, Михей!
– Знакомая личность?
– На базаре каждый день отирается. Чего натворил?
– Золото в деревяшке, что вместо ноги, нес. Вот оно. Пишите опись и забирайте фигуранта вместе с золотом.
Всего насчитали двадцать одно изделие, Федор и милиционеры подписали бумагу. Федор твердо знал, все сдать по описи надо, с золотом не шутят. А
