На перевале наступила тишина. Птицы смолкли, и лишь солнце ярко сияло на белом снегу.
Ди опустилась на землю и безудержно разрыдалась.
Она вернулась на дорогу и прошла по ней на восток от перевала. Горло горело от слез, и Ди все еще сжимала в кулаках вырванные клочья своих волос. Ей отчаянно хотелось все исправить, но она ничего не могла сделать. Эта беспомощность ощущалась как сумасшедший прилив адреналина – яростный жар, не имеющий выхода. Желание выстрелить себе в голову становилось непреодолимым.
Вернувшись на стройку, Ди подошла к трубе. Дети все еще спали. Она забралась внутрь и уселась, подтянув колени к груди и стараясь снова не заплакать, чтобы не разбудить Наоми и Коула. С каждой секундой Джека увозили все дальше, и ей казалось, что с каждым мгновением ее боль становится сильнее.
Наоми пошевелилась. Ди молча смотрела, как ее дочь просыпается и начинает тереть глаза.
Потом девочка огляделась по сторонам.
– А где папа?
– Выйдем наружу, – прошептала Ди. – Я не хочу будить Коула.
– Что случилось? – заволновалась девочка.
Слезы снова полились из глаз Ди.
– Давай просто вылезем отсюда.
Когда женщина рассказала дочери, что произошло, Наоми прижала руки ко рту, убежала к дальнему концу трубы и спряталась там. Ее мать осталась стоять в снегу, и ее глаза снова и снова наполнялись слезами, пока она слушала глухие рыдания дочери, доносившиеся до нее, точно скорбные звуки флейты.
Коул смотрел на мать, и его лицо было таким мрачным, каким она его никогда не видела. Однако плакать мальчик не стал. Они сидели на сухом участке шоссе под лучами полуденного солнца.
– Куда его увезли? – спросил Коул.
– Я не знаю, милый, – ответила Ди.
– Они его убьют?
От вопросов сына ее боль становилась еще сильнее, усугубляя и без того чудовищную реальность.
– Я не знаю, – честно призналась она ребенку.
Коул оглядел стройку.
– А когда Наоми выйдет к нам?
– Думаю, скоро. Она очень расстроена, – всхлипнула женщина.
– А ты?
– И я расстроена.
– Когда мы снова увидим папу?
Ди покачала головой:
– Я не знаю, Коул.
Мальчик посмотрел на струйку воды от тающего снега, бегущую по асфальту.
– Это одна из самых плохих вещей, которые с нами случились? – спросил он.
– Да. – Ди видела, что сын обдумывает произошедшее и делает какие-то выводы.
– Если мы не найдем папу, я должен буду стать твоим мужем и отвечать за Наоми? – спросил он наконец.
Ди вытерла лицо.
– Нет, мой дорогой, конечно, нет.
Ближе к полудню Ди направилась к тому концу трубы, где пряталась Наоми, и присела рядом с нею на корточки. Ее дочь лежала неподвижно. Женщина коснулась ее щиколотки.
– Наоми? Ты спишь?
Девочка тряхнула головой.
– Дальше по дороге есть какие-то строения, – сказала ее мать. – Я думаю, нам нужно их обследовать – может быть, там найдется еда. И теплые кровати, в которых можно спать.
Никакого движения или ответа.
– Мы не можем бесконечно оставаться здесь, мечтая о том, как все изменится, – добавила Ди.
– Я знаю, мама. Знаю, – простонала ее дочь. – Пожалуйста, дай мне еще полчаса, ладно?
– Хорошо. Но после этого мы уйдем.
