несколько лет назад, вид затопленных руин не вызывал прилива эмоций, ведь сведений об Атлантиде в эпоху ее расцвета не сохранилось. Здесь все было иначе. Мчась вдоль побережья, я думала о том, что увидят туристы в Андикваре десять или одиннадцать тысяч лет спустя. Гуляя в окрестностях парка Независимости и Дворца народа, мы думаем, что они будут существовать вечно. Однако вечность – это слишком долго. Те, кто жил в Вашингтоне до наводнения, вероятно, думали так же о своем городе. Но все это временно, ребята. Постоянство – лишь иллюзия.
Планета выглядела совсем не такой, какой ее знал Нил Армстронг. Исторические города Золотого века в основном располагались на побережье или вблизи него. Соответственно, бо?льшая часть их исчезла навсегда. Остались Париж, Рим, Мадрид, Тегеран и еще несколько.
Не стало и государственных границ, которые исчезли в четвертом тысячелетии вместе с государствами. Все предыдущие попытки создать мировое правительство терпели неудачу, приводя к конфликтам между странами, пока в начале пятого тысячелетия не возник Мировой союз. В конце концов появилось и всемирное правительство; все боялись этого, но оно оказалось не более неэффективным или коррумпированным, чем прежние власти. Главным его достижением в те времена стало сохранение мира. Постепенно, когда беспорядки улеглись и Темные века миновали, возникла мирная и успешная цивилизация. На Земле все, по сути, жили в отдельном округе или похожем образовании. Возможно, относительное спокойствие в конце концов наступило потому, что люди смогли жить достойно. Рвущихся к власти негодяев обуздывали. Профессиональных политиков не стало. Как отметил Ингмар Мозека, возможно, дело было в том, что всем стало доступно широкое образование и благодаря этому появились ответственные граждане, которых было не так легко одурачить. Законы и политику творили представители населения, которые избирались на ограниченный срок, а затем возвращались к обычной жизни. Любой мог жить так, как ему хотелось, не заботясь о пропитании.
Развитые технологии сделали еду и жилье доступными для всех. Искины и роботы выполняли бо?льшую часть работы, которую никто не желал делать. Большинство людей занимались собственной карьерой, некоторые просто жили в свое удовольствие. Но продвижение к звездам, начавшееся в двадцать шестом веке, продолжалось, и полдюжины планет, на которых обитали люди к началу Темных веков, превратились в обширную сеть миров.
При желании ты мог жить там, где хотел, и так, как хотел. Даже на планете-родине работать было не обязательно, если ты не имел к этому склонности. Образование и возможности были доступны каждому, и в конечном счете успех человека определялся тем, что он сделал для общества. С далеких планет приходили вести о выдающихся свершениях в науке, литературе и искусстве.
Земляне, однако, не забывали о своем прошлом и не готовы были признать себя равными тем, кого до сих пор считали жителями колоний. Но, несмотря на это, обитатели сотен планет Конфедерации постепенно становились одной семьей.
Что ж, по крайней мере, мы были теперь ближе друг к другу, чем когда-либо.
Лес Фремонт все еще работал в Североамериканском институте археологии. Он написал две книги о «путешествиях во времени», как он выражался, и до сих пор участвовал в полевых исследованиях. Вскоре после полудня мы прибыли к скромному особняку посреди дубов и живых изгородей. На площадке играли в мяч дети. Небольшую лужайку перед домом окружал пластеновый забор. С ветки дерева свисали качели.
Такси остановилось на подъездной дорожке. Из дверей дома, слегка прихрамывая, появился рослый пожилой мужчина – Фремонт. Когда мы выбрались из машины, он помахал нам и начал осторожно спускаться с крыльца.
– Алекс? – спросил он.
– Здравствуйте, доктор Фремонт, – помахал ему в ответ Алекс, оглядываясь вокруг. – Красивое место.
– Спасибо. Кстати, меня зовут Лес.
Оба повернулись ко мне.
– Моя коллега Чейз Колпат.
– Рад познакомиться, Чейз. – Фремонт пожал мне руку и повел нас в дом. – На улице слишком уж жарко.
Это было правдой. Мы сели в гостиной, и Фремонт спросил, что мы хотим выпить.
– У нас только вино и фруктовый сок, – сказал он. – Извините, просто не подумал. Забывчив стал в последнее время.
В объяснения он вдаваться не стал, лишь взглянул на фотографию женщины в рамке. Все выбрали вино.
Принеся вино, он устроился в большом кресле – возможно, изготовленном специально для него, – и мы подняли бокалы за Гарнетта Бэйли, который, по словам Фремонта, был единственным в своем роде.
– Алекс, чем я могу помочь? – спросил он, скрестив руки на груди.
Алекс рассказал о передатчике Корбетта. Фремонт был изумлен, чуть ли не потрясен:
– В самом деле? Вы уверены? Он нашел передатчик Корбетта и никому не стал об этом говорить? Вы это хотели сказать?
– Именно так, Лес.
– Но почему?
– Поэтому мы и здесь. Надеемся получить ответ.
– Когда получите, хотелось бы с ним ознакомиться.
– Вы тесно общались с ним, когда он жил тут?
– Мы дружили и виделись довольно часто. Он интересовался археологией Золотого века, как и я. Если честно, мне кажется, что он чрезмерно увлекался
