держали их же под прицелом изнутри. Патовая ситуация.
– Всем номерам доложить остаток боеприпасов…
– Шесть…
– Три…
– Два…
Для удобства количество боеприпасов докладывалось примерно, цифрами от одного до десяти. Получалось, что у кого-то боеприпасы еще есть, но у большинства осталась треть или того меньше. Для долговременной обороны это недопустимо.
– Держать под прицелом двери. Свободным номерам собрать трофеи, перераспределить боеприпасы.
В конце концов «калашников», он и есть «калашников» – тем и хорош.
В свою очередь, свои решения принимал и Шарк.
– Феро, остаешься здесь со всеми снайперами. Мы спустимся вниз и возглавим атаку.
– Они все поймут, мой адъютант.
Да, верно. Если они поймут, что большая часть легионеров покинула вершину, то снова пойдут в атаку. И, как только собьют их с вершины, снова откроют огонь по тропе с господствующей высоты…
– Да, знаю. Но ты все равно будешь стоять.
– Есть, мой адъютант. Мне нужен хотя бы один пулемет.
Шарк, ни слова не говоря, протянул свой пулемет, начал стаскивать с себя снаряжение пулеметчика.
– Здесь еще что-то осталось. Мы начнем атаку сразу, как только спустимся. Слава Легиону!
– Слава Легиону! – в темноте отозвались бойцы.
– Легионеры, за мной…
Когда они спустились к началу дороги, киргизы уже устроились на ночлег, прикрываясь бронированными тушами мулов. Уже горел костер, и кто-кто тянул заунывную песню, ожидая, пока сварится баранина…
– Где Кенеш? – спросил Шарк.
Кенеш оказался у мула, он грелся у его бронированного бока и говорил что-то в рацию… и слушал. Увидев Шарка, протянул рацию ему.
…Разве ты не знаешь, что сказано в Коране? Или же у них есть сотоварищи, которые узаконили для них в религии то, чего не дозволил Аллах? Если бы не решающее Слово, то их спор был бы уже решен. Воистину беззаконникам уготованы мучительные страдания[132]. Ты пошел враждой на воинов Аллаха, потому наши братья придут и обрадуют тебя и всю твою семью мучительными страданиями. Мы сожжем всех твоих родственников, всех твоих детей в огне на твоих глазах, а потом то же самое сделаем со всем твоим имуществом…
Шарк выключил рацию.
– Разве ты трус, Кенеш? Я не знал, что ты такой.
– Я не трус. Но мы не можем наступать ночью, эфенди. Это опасная тропа, и твои танки там не пройдут.
– Значит, ты не трус.
Кенеш не отвел глаз. Он знал, что он прав внутри себя самого, он знал, что делает все для продолжения и улучшения жизни своего рода и своего народа. А больше его ничего не интересовало. Религия, государство… какая ерунда.
– Что ты скажешь насчет меня и моих людей, если я все же возьму станцию ночью?
– Скажу, что вы очень храбрые люди, эфенди…
– Этого мало. Скажи, что ты и твои люди будут подчиняться мне как шейху, как амиру – если я ночью возьму станцию!
…
– Решай, Кенеш. Решай прямо сейчас. Утром подойдут БТРы. И ты это знаешь, у них есть БТРы.
– Хорошо.
– Что – хорошо?
– Мы клянемся подчиняться тебе как амиру, если ты возьмешь станцию.
– Этого мало. Пусть все твои амиры, все твои старшие мужчины в родах, пусть все принесут клятву. Клятву памятью отцов…
Мулы на закрытых позициях. Из контейнеров выгребли последний боекомплект, сами мулы тоже в основном боекомплект исчерпали, кто наполовину, а кто и на две трети. Хорошо то, что больше израсходовано пулеметных патронов – мины еще остались. Придется выставлять их на закрытую позицию и вести огонь на прикрытие, без корректировки огня. По меркам середины двадцать первого века – безумие… но где сейчас не безумие?
– Готовность!
Всего несколько человек – исключительно легионеры – подняли правую руку, показывая, что готовы.
Сам Шарк проверил свое снаряжение. Теперь он был вооружен легким штурмовым кейсовым дробовиком, пистолетом и гранатами.
