– А куда вам на Скородом?
– Григория Ершова постоялый двор знаешь?
– Гришку-то? Как не знать. А вы ему родня, что ль?
– Считай, что родня. Постояльцы.
– Дюжина «новгородок»! Посейчас. Сразу!
– Ну… у нас нет сейчас. На постоялом дворе бы и…
– Как знаете.
Разочарованно свистнув, кособородый оттолкнулся от берега веслом.
– Эй, эй! – замахал руками Магнус. – Я вот тебе… зипун свой отдам.
– Сдался он мне…
– Или… пока за деньгами хожу, сестрицу родную в залог оставлю.
– Сестрицу, говоришь?
Маша так и была, в чем сбежала: растрепанные волосы, накинутый поверх сорочки халат.
– Ладно, – заценил лодочник. – Сестрица твоя – баская девка, только уж больно тоща. Не кормишь ты ее, что ли? Ну, садитесь уже – чего встали-то?
Разворачивая челн, лодочник навалился на весла. Остались позади мрачновато-красные башни Кремля, освещенные ущербной луною, проплыли справа валы Китай-города, потянулся белый город, застроенный хоромами купцов и приказных дьяков. А вот и Скородом – Земляной город…
– Вон, вон, к пристани давай, к вымолу, – привстав, показал рукой Арцыбашев. – Тут до двора Ершова – рукой подать. Сестрица посидит, а я сбегаю.
– Давай, беги. Дюжина «новгородок» с вас – не забыл?
Выбравшись на мостки, Магнус обернулся к супруге:
– Ежели что – ты знаешь, что делать.
Маша молча кивнула и улыбнулась – иди, мол, нечего тут рассуждать.
Арцыбашев исчез, растворился в ночи. Лишь из-за заборов донесся злобный собачий лай. Цепные хозяйские псы, почуяв чужака, подали голос.
– Ишь, разлаялись, – бросив косой взгляд на Машу, лодочник покачал головой.
– Хозяйское добро стерегут, – усмехнулась дева. – Хороший пес немалых денег стоит.
Где-то далеко за рекой вдруг зазвонил колокол. Его подхватил второй, третий.
– Господи, – встрепенулась Мария. – Пожар, что ли? С чего так трезвонят-то?
– В Кремле колокола бьют, – кособородый прислушался, приложив ладонь к уху. – Не, не пожар – на набат не похоже. К вечерне – поздно уже, к заутрене рано. Верно, случилось что. Так, не особенно для Москвы важное. Кто-нить что-нить украл или сбег.
– Да как – не важное? – не выдержав, возмутилась княжна. – Это ж Кремль, не что-нибудь! Сам царь-государь здесь!
– А вот и нет, – лодочник важно усмехнулся с видом человека, знающего все и вся. – Царь-батюшка наш Иоанн Васильевич, да пошлет ему господь здоровья, давно уж не в Кремле живет, а в слободе Александровской. Там дворец у него, палаты царские! Тут, на Кремле, Симеон Бекбулатович, царь, проживаху…
– Ой, любит Иоанн Васильевич на части государство делить, – с недобрым прищуром королева сплюнула в воду. – То опричнина с земщиной, то вот – Симеон Бекбулатович, царь. Чтоб каждый в другом врага видел, чтоб стравить всех, чтоб…
– А ты ведь не из простых людей, дева! – неожиданно перебил лодочник.
Маша хмыкнула:
– Ясно, не из простых. А ты как узнал?
– Горда больно, строптива. О царе вон как говоришь – будто ровня тебе Иоанн Васильевич!
– Может, и ровня, – с деланым безразличием отозвалась девушка. – Твое какое дело о моих речах?
– Да боже упаси, мне и дела нету, – перевозчик замахал руками. – Плату токмо за провоз отдайте, ага. Да и ступайте себе с миром. А я уж – молчок! Неча мне в чужие дела лезти.
– Правильно, – одобрительно кивнула Машенька. – Как говорит мой муж, меньше знаешь, крепче спишь.
– О то и дело!
Кособородый немного помолчал, поглядывая то на девушку, то на луну, потом шмыгнул носом и, словно бы невзначай, спросил:
– Вот мне интересно, дева. Чтоб ты сделал, коли б я к тебе полез?
– А ты попробуй! – глаза королевы сверкнули грозной грозовой синью. – Ну?
