прибил.
Вышел я за порог, рукав закатал. Смотрю – царапины, что ведьма тогда чертила, уже зажили совсем. Соскреб я корочку аккуратно, остались шрамики тонкие. То есть не шрамики даже, а так – полоски розовые на коже. Крови не видно. Ага, думаю, это уже другой разговор. Похватал свои вещи и припустил оттуда, пока ведьма не очухалась в домике. Поначалу идти трудновато было – к каждой ноге будто гиря привязана, а воздух плотный, тугой, норовит назад оттолкнуть. Но ничего, притерпелся я, а там и полегче стало. Иду и думаю – нет, ребятушки, сюда я больше не сунусь, хоть серебром осыпьте…
Глава 15
Генрих отложил книжку и ошалело повертел головой. Ну дает Сельма! Отметилась даже в запретной зоне. Хотя, надо признать, для ее затей Жженый Лог (Кострище на жаргоне проходчиков) подходит как нельзя лучше. Готовый испытательный полигон, да еще и с постоянным притоком подопытных «добровольцев». Если бы несчастный Йохан там сгинул, власти только развели бы руками – сам виноват, раз нарушил строжайший запрет и полез за изгородь.
Итак, что мы узнали по существу?
Во-первых, текст подтверждает, что Сельма экспериментировала со временем. А именно – пыталась воздействовать на сознание людей в прошлом. И убедилась, что принудить человека к чему-либо таким способом – чрезвычайно трудно.
Теперь бы еще понять, как она обошла это препятствие в Дюррфельде.
Во-вторых, «фаворитка» уважительно отзывается о деревенских знахарках. Это неожиданный штрих, если учесть, что те не владеют светом. Сельма, правда, обмолвилась, что знахарское искусство – это «другая сторона силы».
Общий вывод – история проходчика Йохана интересна и имеет отношение к нынешней ситуации, но ответов, к сожалению, не дает.
Да, и вот еще что.
Книжка, как и рукопись, описывает события, произошедшие в старом мире. В том, где Сельма – не жена барона, а ведьма.
Количество реликтов из той реальности, скопившихся вокруг Генриха, настораживает. Служебный жетон, рукопись, теперь книжка. Такое ощущение, что он их прямо-таки притягивает.
Кстати, а ведь действительно…
Пыльная тишина висела в библиотеке, книги дремали на стеллажах, Анна за своей стойкой листала какие-то каталоги, время от времени украдкой поглядывая на Генриха, а он хмурился и обдумывал мысль, которая только что его посетила.
Если разобраться, главный реликт – это он сам, непрошеный гость из другого мира. Чужак с неправильной памятью, ходячая аномалия. И эту неправильность он, судя по всему, распространяет вокруг себя как заразу.
Да, вот именно. Вещи вокруг него «заражаются» старым миром. Поэтому служебная бляха очутилась в кармане, как было и в той реальности. А книжка и рукопись вернули себе прежнее содержание.
Гм. Если так, то Генрих сам себе помешал прочесть исправленный вариант…
Этот вывод почему-то показался ему забавным. Боясь, что Анна примет его за психа, мастер-эксперт мучительным усилием сдержал смех. Он боролся с собой, как гость на поминках, вспомнивший анекдот. Скулы и челюсти онемели. В конце концов, он не выдержал – выскочил в коридор и, опершись рукой о стену, с минуту трясся в приступе беззвучного хохота.
Успокоившись, распрямился, достал платок и вытер лицо. С досадой подумал, что нервы расшатались вконец, и вернулся в библиотеку.
Ему пришло в голову, что с рукописью не все безнадежно. Если нельзя прочесть ее в новой версии, то почему бы не побеседовать непосредственно с автором? Пусть вспомнит, что ему рассказал барон.
– Фройляйн Майреген, вы не подскажете адрес Вернера Хирта? Ведь он тоже, наверное, ваш абонент.
– Одну минуту… Да, вот – аллея Доблести, сто двенадцать.
– Спасибо большое. Вы очень мне помогли. Книжку вам возвращаю, а рукопись забираю с собой. Она мне может еще понадобиться.
– Но позвольте…
– Простите, Анна.
Чувствуя себя сволочью, Генрих применил руну «феху». Наклонился к библиотекарше и, глядя ей в глаза, произнес:
– Этот разговор вы забудете. Я к вам не приходил и ничего не брал.
Повернулся и вышел.
Особняк на аллее Доблести оказался весьма неплох – если и победнее, чем у хрониста, то ненамного. Вышколенный слуга проводил Генриха в кабинет на второй этаж и с поклоном ретировался.
Хозяин поднялся из-за стола. Он был стар, а точнее – дряхл. Домашний сюртук болтался на его иссохшем теле будто на вешалке, лицо казалось приклеенной пергаментной маской, но взгляд оставался ясным. Последнее обстоятельство Генриха несколько обнадежило.
– Герр Хирт, спасибо, что согласились принять.
– Ну что вы, коллега. Я рад и даже, признаться, заинтригован. В последнее время меня не часто балуют деловыми (как, впрочем, и дружескими)
