восхитительным соком, чтобы навалили целое блюдо с горкой, а потом принесли добавку. И картошки тоже хотелось, чтобы с румяной корочкой, прямо со сковородки, и свежего душистого хлеба…
Лишь час спустя, отвалившись от стола в ресторанчике, обнаруженном в двух шагах – на соседней улице, Генрих понял, что способность мыслить к нему вернулась. Кивнул кельнеру, чтобы тот подал еще кружку пива, и спросил сам себя – что дальше, мастер-эксперт?
Как ни крути, ситуация становится угрожающей. Вторую ночь подряд он теряет память. А вот восстановить ее сегодня оказалось сложнее. Он ведь, проснувшись, так и не узнал ту квартирку, принадлежащую «тройке». Бродил будто неприкаянный, а потом еще и позорнейший приступ паники…
Завтра, если так пойдет дальше, он может вообще ничего не вспомнить. Созданная ведьмой реальность закрепляется, вытесняет прежнюю память. Удивительно, что он вообще еще не забыл, как все было раньше. Очевидно, резкий всплеск дара, когда снималось клеймо, предохранил от забвения.
Вернее, как теперь выясняется, не предохранил, а только отсрочил.
А если еще учесть, что вспоминать с каждым днем не просто труднее, но и больнее…
В общем, медлить нельзя. Надо найти «фаворитку» прямо сегодня.
Вопрос – как?
Да, однажды он ее почти обманул – вызвал на разговор, а сам пришел с револьвером. Но повторить уже не получится, Сельма не дура – просто откажется с ним встречаться. Тем более что ситуация изменилась. В те дни «фаворитка» сама рвалась в драку (вспомним побоище с участием пугала), а сейчас залегла на дно.
С другой стороны…
Ведьма не знает, что Генрих убрал клеймо и сохранил память. По крайней мере, не должна знать. Если вызвать ее сейчас через зеркало, то она, наверное, будет удивлена. И пожелает выяснить, как мог случиться сбой в ее безупречном плане. А для этого нужно свидеться лично.
Логично? Пожалуй, да. Конечно, Сельма, если придет, будет начеку и во всеоружии, но и у Генриха найдутся сюрпризы.
Его разобрало нетерпение. Где ближайшее зеркало? В туалетной комнате? Он готов был мчаться туда немедленно, но сдержался. Лучше все-таки из квартиры, чтобы никто не слышал и не мешал. К тому же, несмотря на всю спешку, вести судьбоносные разговоры в отхожем месте – несколько унизительно.
– Счет, пожалуйста!
Расплатившись, он вернулся в переулок, взбежал по лестнице, отпер дверь. Сняв верхнюю одежду, зачем-то пригладил волосы и встал перед тусклым зеркалом, висевшим на стене в комнате.
Выровнял дыхание, настроился.
– Сельма, нужно поговорить.
Отклика не последовало, но Генрих и не надеялся, что все будет так просто. Вспомнив прошлый сеанс, зажмурился, выудил из памяти портрет «фаворитки».
– Сельма!
Опять никакой реакции. Ладно.
Представил, как ведьма появляется в комнате – с ехидной ухмылкой, в модном наряде, идеально причесанная, холеная…
Зеркало оставалось пустым.
– Покажись. Не прячься.
Секунды бежали, складывались в минуты, но он стоял не отводя взгляда.
– Выползай из норы, змея.
Что-то дрогнуло в отражении.
– Давай, давай… – прошептал он, сжав кулаки.
Сельма вышла из-за его плеча. Она была в шелковом пеньюаре, растрепанная и заспанная. Озиралась, будто никак не могла понять, что ее потревожило.
– Дрыхнем? – ласково спросил Генрих. – Отдыхаем от трудов праведных?
«Фаворитка» всмотрелась в зеркало, чуть вздернула бровь и поинтересовалась:
– Кто вы?
– Хватит придуриваться, Сельма. Это нелепо.
– Я не придуриваюсь, – сказала она спокойно. – Я действительно вас не знаю.
Генрих почувствовал, что голова идет кругом. Он готов был поклясться – ведьма не врет. Не водилось за ней актерских талантов, чтобы вот так сыграть. Притворяться, юлить – это ниже ее достоинства. Она, конечно, мерзкая тварь, но предпочтет в открытую плюнуть ядом, чем строить из себя невинного ангелочка.
И все-таки слишком трудно поверить.
