так и тянет спросить, чем эти шедевры заинтересовали контору, но она героически сдерживалась и строго хмурила брови.
– Благодарю вас, фройляйн.
Генрих присел за столик и с замиранием сердца взялся за рукопись.
Вдруг повезет?
Искомая страница нашлась не сразу, будто дразнила его и пряталась. Ерзая на стуле от нетерпения, он пробежал глазами один абзац, второй, третий…
Отложил рукопись и долго сидел в растерянности.
Текст был точно такой же, как в старом мире. Один в один. Слово в слово.
Но как это может быть? Ведь история изменилась! А тут – все та же идиллия. Барон знакомится с деревенской девчонкой, мирно беседует, навещает…
Эта рукопись – как реликт из прежней реальности.
И, кстати, уже не первый реликт.
Генриху отчетливо вспомнилось – несколько дней назад он здесь же, в библиотеке, полез в карман за жетоном. По логике, никакого жетона при нем быть уже не могло – ведь в новом мире никто не восстанавливал его в должности мастера-эксперта. Однако значок нашелся, хотя и не сразу! Будто Генрих ничтоже сумняшеся запустил руку в старый мир и извлек оттуда трофей.
Парадокс.
Служебную бляху не выдавали, но она все равно в кармане.
Биография Роберта изменилась, но исходный текст все равно в архиве.
Людей не убили, но они все равно мертвы – хронист, механик, профессор.
Новый мир никак не может отцепиться от старого. Может, именно поэтому его лихорадит? И если так, то что с этим делать? Какой-то заколдованный круг…
– Фройляйн Майреген, можно глоток воды?
– Да, конечно. Что-то случилось? Вы прямо весь побелели.
– Заковыристая проблема. Надо собраться с мыслями.
Ладно, рукопись бесполезна. А протоколы про Жженый Лог?
Он повертел в руках потрепанную мятую книжку. Судя по аляповатой обложке – очередная бульварная ерунда. Публика обожает загадки, а их в Жженом Логе – хоть пруд пруди. С древних времен там прятались те, кто увлекался черной, запретной разновидностью светописи. Ставили свои опыты без присмотра. В результате территория превратилась в ядовитый могильник, в гнойную язву на гладкой коже Девятиморья. Доступ туда сейчас перекрыт. По периметру – колючая проволока, чтобы не лезли любопытные идиоты. Но идиоты, конечно, лезут. Называют себя проходчиками и мечтают найти какой- нибудь сказочный артефакт, завалявшийся со средневековья.
Так и быть, почитаем.
Глава 14
Не хотел я в тот раз идти, герр вахмистр. Верьте не верьте, а не хотел. Чуял – добром не кончится. А только куда деваться? В доме – хоть шаром покати, последний медяк истратили. Моя уже волком смотрит, того и гляди слюна с клыков закапает, пол прожжет. Червяк ты, говорит, дрищ никчемный и жук навозный. Лучшие годы на тебя угробила, красоту сгноила девичью, неописуемую. Ага, отвечаю, красота такая была, что встречные чуть ли не в подворотни прятались. Ну, то есть не отвечаю, конечно, а думаю про себя. А то ведь так развопится, что стекла в доме полопаются. Со стаканами заодно.
Вышел я это во двор, поглядел вокруг, и такая тоска взяла, что хоть в реке топись. Рожи соседские в каждом окне маячат, где-то собака брешет, а небо будто сморкается всем на головы. Мерзкая в этом году весна, герр вахмистр. Нет, сначала-то оно ничего, снег уже к концу февраля сошел, в марте теплынь, лепесточки-птички. А в апреле – мороз почти на неделю, ну и померзло все подчистую. Потом – дожди эти, будь неладны. Сидишь как в болоте, только не квакаешь. Да что я вам талдычу, сами все видели своими глазами. Может, хоть вы подскажете – жрать-то что по осени будем? Разве что лебеду жевать, лопухом закусывать…
Понял, понял, не отвлекаюсь. Вот посмотрел я на это дело, плюнул, да и побрел себе потихоньку. Только не к речке, а в другую сторону, к перекрестку. Иду, значит, голову опустил, мысли всякие вертятся. Сам не заметил, как ноги меня к этому клоповнику вынесли. К «Окрошке» то есть. Вы, герр вахмистр, не в обиду вам будет сказано, человек еще молодой, к нам перевелись без году неделя. А этот хмырь, который трактирщик, уже лет тридцать тут обретается. Ох и хитрый жучара! Из империи – то ли беглый, то ли шпион, то ли просто сволочь. Приехал, корни пустил, да так, что теперь уже и не выпрешь.
Я, помнится, как вывеску в первый раз увидал, так репу чесал минут пять, не меньше. Да и другие тоже. «Okroschka» – что за ересь такая? Спросили этого – скалится, весь довольный, бородищу свою поглаживает. Суп, говорит, такой, вкуснотища. Ну что сказать, попробовал я потом этот суп – такое дерьмо… то есть, извиняюсь, вкус такой непривычный, что скулы сводит. Кислятина натуральная. Думали тогда – разорится бородатый да сгинет. Ха! Держи
