поручение своему архангелогородскому приказчику Степану Мошникову разведать под рукою, как обстоят дела в Кольской китоловной компании. Приехав по первопутку в Петербург, он доложил подробности:
— Ничего у них, Ваше Сиятельство, не выйдет. Управителем там поставлен бранденбургский торговый иноземец Соломон Вернизобер, только сей Соломон своему библейскому тезоименцу мудростью не равен. Служат у него русских человек сто, да семьдесят голландцев и гамбургцев. Сии последние сплошь пьяницы и неумехи, которых дома никто не наймывает. Получают же они против наших вдесятеро.
— Преувеличиваешь, поди.
— Нисколько, господин граф! Российскому матросу первой статьи жалованье назначили десять рублей восемьдесят копеек, второй статьи — семь рублей двадцать копеек в год; а иноземному за ту же службу — семьдесят два! Как есть вдесятеро. Те за такие деньжищи бездельничать рады; а русские, на немцев глядя, тем паче за свою-то плату шагу лишнего не ступят. Капитаны — один дела своего не знает, другой стар и глазами плох, третий от пьянства опух. В запрошлом году корабль "Грунланд-фордер" по пути из Архангельского города в Колу совсем разбился, другие два не без повреждений дошли. Пока чинились, промысла не было. Перезимовавши, стали охотиться: за всё лето ничего не добыли!
— Как, совсем ничего?!
— Совсем, Александр Иванович! А ведь китов у Мурманского берега много: иной раз даже в реки заходят. Еще корабль в Гамбурге купили, назвали "Архангел Михаил". Третий раз на промысел вышли. Двух китов поймали, третьего дохлого с мели сволокли. Ворвани на четыре тыщи рублей натопили. А годовой расход на одно жалованье — больше десяти! Это не считая постройки и содержания кораблей, амбаров, зимовных изб и прочего. Никто о том не печалится, понеже денежки получают исправно. Одно слово: казенная затея. Приватный владелец или бы разорился, или того Соломона с его шайкой выгнал поганой метлой. Совсем дело плохо!
— Хорошо, что плохо. Разумею, для нас хорошо: казна сию компанию уступит задешево. Только скажи сначала, годная ли там гавань. И что представляет Кольский острог?
— Острог, Ваше Сиятельство, деревянный: стены и башни — все из бревен. Строен при царе Петре Алексеевиче, в начале шведской войны. Пошто не каменный, не ведаю: камня кругом много, а лес издалека везли. Гарнизон в полтыщи солдат. Люди в гарнизоне привычные: обжились, треску ловят и зверя добывают. Церковь в остроге знатная, о девятнадцати главах и трех престолах. С севера — святому Георгию, с юга — Николе угоднику, а в середине — Воскресения Христова. Иконостас богатый, царские врата резные и вызолоченные…
— Слава Богу, что церковь хороша. Ты мне про гавань давай.
— Гавань суть протока за островом, шириною версту и длиною три. От ветра и волн со всех сторон укрыта; глубина у самого берега десять сажен, а в середине и того больше. Всем хороша, только вход узкий: не при всяком ветре из нее выйдешь.
— Это точно, Степа? Мне иное говорили.
— Точно, Ваше Сиятельство. На моих глазах судно "Вальфиш" буксировали шлюпками.
— А насчет зимней навигации что скажешь?
— Скажу с чужих слов, потому как не зимовал на Мурмане. Гавань иногда замерзает, но не всякую зиму. Только в сильные морозы, и то под самую весну. Бывает, до Масленицы стоит открытая вода, а Великим Постом лед. Пора на добычу идти, а промысловым шнякам и карбасам в море не выбраться. Да если б и не мерзла, зимою волны и ветер столь свирепы, что плыть никто не осмелится. Дует от веста и норд-веста: прийти с норвежской стороны еще можно, обратно же лавировать встречь ветру и поперек волны — дело безнадежное и смертно опасное.
Правила коммерческой интриги пришлось нарушить: я не мог ждать, пока Вернизобер истощит без остатка терпение президента Коммерц-коллегии. Заговорив о покупке сам, сразу уступаешь контрагенту выгодную позицию. К тому же Голицын-старший больше думал о борьбе партий, чем о деле. Он предложил либо назначить моего человека в казенную компанию, либо купить оную за всю сумму, вложенную в нее.
— Пойми, Александр Иванович: совершив сию сделку за меньшую плату, мы с тобою навлечем на себя упреки в злоупотреблениях. Враги наши не преминут воспользоваться и столь удобный случай не пропустят.
— Понимаю, Дмитрий Михайлович. Беда в том, что не стоит она столько. В казенных прожектах ведь как бывает? Треть ассигнований разворуют, другая пропадет от нерадения, на остаток что-нибудь слепят для показа начальству. Приказчика отдать не согласен, жалко. Послать молодого парня в такое место, где все привыкли лодырничать и воровать, означает подвергнуть его непосильному испытанию: один против многих не стянет. Могу только дать совет, как вывести китоловство в прибыль.
— Изволь. Если считаешь себя знатоком сего промысла.
— Ни в коей мере не считаю. Но когда золото рассыпано под ногами, грех за ним не нагнуться. Или другим не указать. В северных краях лето короткое: промысловый сезон много, если четыре месяца длится. Люди не столько времени трудятся, сколько на печи лежат. У берегов Африки есть место, где киты водятся в изобилии: если ходить туда на зиму, а летом возвращаться на Мурман, можно ловить сих монстров круглый год. За вычетом короткого промежутка на поправку судов и отдых людям.
— В Африку?! Тебе людей не жалко? Нападут пираты или дикари, корабль разобьет бурей, да мало ли что может случиться?! И никак не помочь: даль
