половины, неаполитанцев треть, немного немцев и всякой портовой изгари. Вплоть до малайцев. Сии нации никто не зрит себе соперниками, учиться дают. Посему вторая весть для Его Императорского Величества: за несколько лет можно выучить моряков, коих не страшно будет посылать вокруг света.
— Петр Алексеевич так долго ждать не будет.
— Если беременную принуждать, чтобы разрешилась пораньше… Впрочем, на всё его царская воля. Теперь просьба. Люди нужны. Хотя, нет. Не так: он поймет превратно и даст, которых не жалко. Нужна привилегия нанимать, кто мне годен. Матросов и навигаторов. Обдумать кондиции для кончивших курс Морской академии. Ежели до Рождества состоится о них высочайшая резолюция — успею пристроить на суда, уходящие в феврале.
— В Индию?
— И в Китай тоже. А неугодно государю — не буду настаивать.
Через неделю, исполняя обещание поделиться английскими коммерческими тайнами, я передал князю Куракину обширную промеморию, рисующую правдивую и соблазнительную картину восточной торговли. Самому интересно было составлять: неожиданные связи открывались. К примеру, зависимость военной мощи морских держав от поставок индийской селитры. Смогла бы Британия обеспечить хоть четверть потребности флота в порохе внутренними средствами? Сомневаюсь. А Голландия? Хитрые бюргеры накапливали ценное сырье в мирные годы, продавая во время войн буквально втридорога — с прибылью в двести процентов! Только чай умножает деньги в близкой пропорции; всяческие ткани (в которых я, к тому же, не разбираюсь) — гораздо меньше. Кстати, в России пороха почти всю войну не хватало, и Матвеев, помню, хлопотал о покупке селитры у тех самых голландцев! Царя это должно зацепить.
Стараясь, в видах проникновения на Восток, пополнить русскими моряками экипажи фламандских судов, я не забывал о своей главной коммерции. Со сбытом железа продвинулся неплохо. Потеснил шведов в обоих Нидерландах, даже в Льеже встал твердой ногой. Для тех, кто не знает здешних особенностей: расторговаться в Льеже с таким товаром — все равно, что привезти дрова в лес и продать с прибылью. Надо подстраиваться под запросы местных мастеров, чтобы поставлять именно такой металл, который идет в работу.
С завода писали, что лужение по способу Реомюра испробовали: результаты отменные, белая жесть выходит лучше саксонской. Распорядился делать в запас, а сразу в продажу не пускать. В торговом соперничестве внезапность нужна не меньше, чем на войне; да и не помешает сначала перед царем похвастаться.
Пока я занимался в Европе коммерцией, на южных границах России дела оборачивались все хуже. Восьмидесятилетнему хану Аюке сил недоставало, чтоб удержать в дрожащих старческих руках власть над калмыками. Его старший сын и соправитель Чакдоржап прошлым годом помер. Оставшись без пригляда старших, внучата степного патриарха передрались меж собой: Дондук-Омбо с двадцатитысячным войском принялся разорять улусы чакдоржаповых детей. Где могли спастись побежденные? В крымских владениях, конечно! На Кубань потянулись тысячи кибиток. Ногаи тоже воспользовались смутой и во множестве выбежали из-под калмыцкой власти. Между тем старый мой неприятель Бахты-Гирей, прозванный соплеменниками "дели-султаном", сиречь бешеным, вопреки прозванию показал себя расчетливым политиком. Женившись на черкесской княжне, сей лихой джигит обрел поддержку ее воинственных родственников. Приняв бежавших с русской стороны степняков, он стал главою многочисленного войска из черкес, ногаев, калмыков и казаков-некрасовцев. Тех, которые помнили экзекуцию за прошлый набег, вождь успокаивал: дескать, Шеремет-паша умер, а Шайтан-паша то ли казнен, то ли за границу бежал — теперь бояться некого. Так, по крайней мере, рассказывали перебежчики.
С появлением новой враждебной силы война полыхнула сплошным тысячеверстным пожаром от Шемахи до Азова. Ахмед Третий имел основания радоваться: он в этом формально не участвовал и всегда мог отговориться своевольством вассалов, а русские войска на юге оказались связаны. Петр попал в положение медведя, разорившего даже не улей — ибо сладостей в недрах Кавказа не обреталось — а осиное гнездо. Терпеть больно, а бежать стыдно. Передавить злобную мелюзгу? А ты ее поймай сначала! Выказывать бессилие опасно: крымцы давно точат сабли и кормят коней, им днепровские городки поперек горла. Без воли султана по-крупному воевать вряд ли посмеют — но ведь Ахмед и его визирь Ибрагим-паша тоже поглядывают, не даст ли царь слабину. Оплошает — быть войне!
По крайней мере, одно преимущество перед Россией турки имели: полную казну. Ибрагим отрубил столько вороватых рук и хитроумных голов, что изрядная часть налогов стала достигать оной. Раньше там всегда было пусто — один Аллах ведает, с каких времен. Ходили слухи: султанское величество по ночам вместо гарема заглядывает в сокровищницу любоваться блеском золота. А у нас? Полный финансовый крах: в военной службе задержка жалованья приближалась к году, в гражданской — превосходила этот срок. Усиливаясь свести бюджет, Петр урезал на треть плату офицерам и чиновникам (кроме военных иноземцев), но дефицит не одолел. И это при том, что по всей Руси стон стоял от беспощадного взыскания податей!
Нелепость новой налоговой системы вышла наружу. Обычно деньги собирают с тех, у кого они есть; вздорная идея разложить содержание войска по душам, не глядя, у кого что имеется за душой, обернулась бы голодной смертью для сотен тысяч семей, если бы крестьяне своей волей не делили бремя по силам. Собирать подать при посредстве самих воинов оказалось не более уместно и удобно, чем резать хлеб шпагой: и стол пошкрябаешь, и сам порежешься, и шпагу испортишь. Не всякий завоеватель так бесчинствовал в покоренной стране, как русская армия — в собственной.
Самый же тяжкий порок нового устройства (уж не знаю, какое затмение ума посетило государя, что он о том не подумал) — неправильное
