доношений Куракина, то ли просто думал о другом.
— Что в Англии: любезный брат наш Георг все так же злобствует, или унялся?
— Не унялся, Ваше Величество. Только зря старается. Парламент мало сочувствует его мекленбургским и голштинским интересам. Ост-Индская компания тоже пыталась было разжечь воинственные настроения… Из-за Персии. Не удалось, при всем непомерном богатстве.
— Думаешь, не станут воевать?
— Своими руками — нет.
— Точно?
— Точно, государь. Иные соперники англичанам опаснее нас — те же фламандцы, если не вспоминать о союзных голландцах и французах.
Царь криво, половиной рта, усмехнулся:
— Умны, засранцы. Зачем самим драться, если можно турок втравить? Неплюев переслал кондиции, сказанные в Диване. Признать за ними Тифлис и Эривань, взятые арзерумским пашой. Войска из персидских провинций отвести за Терек. Днепровские городки разорить. Иначе — война.
— Азов уже не хотят? Значит, не зря мы их прошлый раз били.
— Захотят. Ежели хоть на дюйм уступим. Достоинство империи Российской не токмо принять — даже обсуждать сей ультиматум не дозволяет.
Лицо Петра исказила судорога. Только теперь стал внятен чуть заметный запах не то лекарств, не то испарений нездорового тела, витавший в комнате. Болезнь, похоже, крепко в него вцепилась.
Царь ощутимым внутренним усилием овладел собою. Взглянул сурово:
— Служить будешь, или дальше на меня дуться?
Смятение чувств отняло голос. Вскочив со стула, я проглотил ком в горле и только тогда ответил.
— Служить, государь.
Петр тоже поднялся. Сам подошел. Где видано, чтобы опальных так чтили?! Крепко сжал ладонями за плечи, притянул к себе. Поцеловал — в лоб, как покойника. Скорей всего, без тайного смысла: так уж попал, при его росте.
— В Азов собирайся. Примешь полки, что были в бутурлинской дивизии. И ландмилицию: ничего ей не сделалось, увидишь. Имения, кавалерию Андреевскую, старшинство по службе — всё возвращу.
— Благодарю, Ваше Величество. А что с деньгами? При нынешнем состоянии финансов воевать невозможно.
— Деньги будут. Ради прошлогоднего недорода я крестьянам послабление дал: недоимок накопилось бесчисленно. Теперь урожай хорош, можно и затянуть хомут. А то разбалуются. Но на излишество не рассчитывай.
— Это само собой. Буду счастлив, если хоть положенное по росписи получу. Прошу, государь, комиссариат и Военную коллегию Вашим высочайшим вниманием не оставить. И еще одна просьба по этой части.
— Говори.
— В ближайшие три года я должен заплатить семьдесят пять тысяч, в счет выкупа казенной доли…
— Хочешь на свои расходы пустить?
— Да, но только на экстраординарные. С условием, что коллегия ассигнования не урежет. Иначе смогу действовать лишь оборонительно. Кроме того, наступательные возможности всецело зависят от флота…
— Знаю, не учи. Лет тридцать, как думаю об одолении турок на море. Без этого Керчь не взять, а взявши не удержать: сухим путем от днепровских пристаней — триста верст, под угрозой от татарской конницы… Осадный корпус с артиллерией, пожалуй, дойдет. А провиантские обозы? Погибель войску, и ничего боле.
Юная конопатая рожа в длинном парике просунулась меж створок внутренней двери. Макаров, стараясь не шуметь, приблизился, пошептался. Царь повернул голову с долей раздражения:
— Василич, что там?
— Князь Александр Данилович нижайше просит аудиенции.
— Скажи подождать.
Он снова оборотился ко мне.
— Так вот, об азовском флоте. Десятка два кораблей можно в годное состояние привесть, но людей на каждом — по дюжине матросов с лейтенантом. Остальные все здесь, на севере. Со шведами ныне мир прочный, даже о союзе толкуем. Ежели твои слова сбудутся, и от Англии беспокойства не будет — прямо готовые команды с Балтийского моря пошлю.
— Ваше Величество, нужны мощные суда для мелководья…
— Уже озаботился. В Таврове нынешний год заложено пятнадцать больших галер и пятнадцать прамов — к весне готовы будут. Девять прамов по сорок четыре пушки, и шесть малых по восемь.
— Калибр какой?
