— Да как же вы его не слышите? — требовательно вопрошал мужчина, все еще на повышенных тонах. — Или со мной... со мной... что-то не так?
— Просто опишите звук, пожалуйста, — повторил Джекаби.
— Он такой... такой... такой... — Голос старика дрогнул и с каждым «такой» становился все тише и тише, а потом он потупил взор. — Такой печальный.
— Уберите подушки, мистер Хендерсон, если вы не против, — сказал Джекаби. Он выбрал небольшой металлический стержень, который раздваивался на два длинных зубца.
Хендерсон поднял глаза. Его взгляд был слегка затуманен слезами, а брови больше не хмурились, а расправились, придав выражению лица жалобный, умоляющий вид.
— Мистер Хендерсон, — повторил Джекоби, — подушки, пожалуйста.
Хендерсон медленно поднял руки и стянул с головы ремень. Подушки упали. Его глаза тут же зажмурились, а все тело задергалось, напрягаясь от безмолвного вопля, который, по-видимому, атаковал его слух.
— Откуда исходит плачь? — решительно спросил Джекаби. — Можете указать направление?
Из зажмуренных глаз Хендерсона потекли слезы, и он покачал головой, вместо ответа «нет» или отмахиваясь от звука. Трудно было сказать.
Джекаби поднял свой инструмент и постучал металлическими штырями по столу. Раздался чистый ясный звон. Это был простой камертон. Тело Хендерсона мгновенно расслабилась, и он чуть не рухнул на диван. Он шмыгнул носом и посмотрел вверх с широко раскрытыми глазами. Нота гудела приятным звуком в воздухе в течение нескольких секунд, становясь все тише и тише. И прежде чем она бы совсем затихла, Джекаби вновь стукнул камертоном по столу.
— А теперь? — поинтересовался Джекаби.
— Я-я все еще слышу это плачь, — пробормотал Хендерсон, в его голосе смешались облегчение и растерянность. — Но он уже доносится откуда-то издалека. Он все еще такой печальный. Это звучит, как... — Он шмыгнул носом и умолк.
— Как? — подстегнул его Джекаби, мягко, но безжалостно.
