– Завтра почитаю, – последовал ответ, и на этом тему закрыли.
У Смерти я была лишь раз, когда всучила ему котенка. Внутрь не заходила, интерьер дома не видела. Сейчас, сидя в глубоком кресле-качалке, с пресловутым котенком на коленях, я могла рассмотреть огромную гостиную.
Все дома, в которых жили всадники, были спроектированы одинаково. Коридор, холл, большая гостиная, из которой можно попасть в остальные комнаты. Напротив гостиной двери в еще одно огромное помещение, которое мы использовали как папину мастерскую – в свободное время Мор увлекался моделированием смертной техники. Смерть эту комнату использовал как библиотеку-гостиную, с книжными шкафами, бронзовыми массивными светильниками, настоящим камином, шкурой на полу и двумя креслами-качалками. Было так хорошо покачиваться, слушая треск поленьев, что я задремала за десять минут ожидания.
Вернулся Смерть, с двумя чашками ароматного глинтвейна. Совсем не крепкого, просто вкусного, пахнущего корицей, цитрусами и вином. Я взялась за коричную палочку и помешала напиток, наслаждаясь теплом первого глотка.
– Скажу крамольную вещь, Джульетта. Иногда люди расходятся. Не потому, что плохие, а потому, что перестали быть друг другу нужными.
– Расходятся, – согласилась я. – Но не изменяют друг другу в надежде, что все останется в тайне.
– Ты права. Может, у Стефани и были причины так поступать, но некрасиво и глупо, согласен. Однако что сделано, того не воротишь. Чего хочешь ты?
– Не знаю. Хочу жить без скандалов, и чтобы никто вокруг не ссорился.
– То есть требовать у родителей жить вместе ты не станешь?
Я горько усмехнулась, делая новый глоток.
– Нет, я же не изверг. Не хотят – пусть разводятся. Но без закулисных интриг! И без вранья. Они бы хоть номер снимали!
– Тихо, – усмехнулся магистр. – Не воюй. Тогда поговори с мамой. Не спеши выводить всех на чистую воду, просто поговори с ней и скажи, чтобы сама во всем призналась Морису. Если расскажешь ему сразу, поссоришься со Стефани. Не расскажешь – обидится, если узнает. А он узнает, такое сложно долго скрывать.
– А если мама откажется с ним разговаривать? – высказала я опасение.
Смерть улыбнулся.
– Не откажется. Она не враг своим детям. Ты поговори, и если что, приходи ко мне. Поговорю уже я – не отвертится.
– Спасибо, – искренне и с облегчением сказала я.
Совет Смерти выглядел разумнее, чем Алибека. Так, по крайней мере, я не буду чувствовать себя предательницей. И, возможно, сохраню семью. Пусть она разделится на два лагеря… но это лучше, чем жить в ссоре.
На этой оптимистичной ноте мне в голову пришла очередная гениальная идея.
– Тогда я пойду домой! – храбро объявила я и поднялась.
Глинтвейн был тем еще засранцем. Притворялся чайком, согревал, дарил волшебные ароматы Нового года, а сам коварно меня того. Пьянил. Я пошатнулась и под усталое «Ну куда ты в такое время пойдешь?» чуть не упала. В последний момент Смерть схватил меня за руку и дернул на себя. Мы вместе – я, Смерть и кресло – опасно качнулись назад. На секунду – долгую секунду, когда я ощущала на губах горячее дыхание – кресло замерло. Но не перевернулось, а принялось медленно покачиваться, выдерживая теперь уже двоих.
Смерть не отрывал взгляда от моего лица. И мы оба знали, что вот-вот произойдет. То, чему помешал как-то отец в кабинете и бабушка у наших ворот. Отчасти я была готова, закрыла глаза в предвкушении касания и никак не ожидала, что поцелуй выйдет таким… захватывающим дух. Внутри все сжалось, сердце стучало где-то у горла, и Смерть горячими пальцами провел по моей ключице.
Внезапно, как реклама средства от геморроя, вспомнился Макс, и я вздрогнула. Очарование момента пропало, Смерть едва слышно разочарованно вздохнул.
– Иди спать, соседняя дверь открыта, увидишь спальню. Там есть полотенца, но постарайся не убиться в ванной – мне будет очень неловко тебя вызволять.
Он сделал вид, будто ничего и не было, выпустив меня из объятий и щелкнув напоследок по носу, как всегда делал, уходя от папы. Я, помню, очень бесилась, считая, что этим жестом он подчеркивает, какой я ребенок. Сейчас у жеста был другой смысл, от которого защемило в груди.
Но призрак Макса все еще витал в этой замечательной комнате с камином и мягкой шкурой на полу. Я унесла с собой только аромат глинтвейна. И еще ощущение – горячих губ, касающихся моих.
Не так уж и мало.
Наутро Смерть ушел рано, зайдя перед отбытием ко мне. Ну и картинка его ждала – растрепанная смерть в мужской рубашке, недовольная ранней побудкой и щурящаяся от яркого света.
– Кота отдай! – потребовали от меня.
Кот, оказывается, ночью залез ко мне, пригрелся и так проспал до утра. Как я его не придавила, ума не приложу, ведь ворочалась так, что завернулась
